— Вы уверены? — спросил он. — И нет никакой надежды?
— Он даже говорить уже не может, — прошептал Барт, с трудом сдерживая слезы.
— Его одноклассники составили для него целую картотеку, чтобы облегчить подготовку к экзаменам. Так старались, — вздохнул директор.
Ему редко доводилось видеть такое постоянство в товарищеской солидарности. У него душа болела за Симеона, за Барта, за всех этих ребят. Барт поднял голову — ему вдруг пришла неожиданная мысль:
— Я хотел бы их поблагодарить.
Он, который всегда пользовался людьми, а потом отбрасывал их, как сегодня утром своего случайного партнера, вдруг почувствовал желание сказать кому-то «спасибо». Директор с сомнением взглянул на молодого человека, но тут же устыдился своих опасений.
— Хорошо, — сказал он. — Они сейчас на философии.
Появление этого слишком красивого юноши вызвало сенсацию среди учеников выпускного класса. Когда Барт заговорил, у многих губы дрогнули в иронической улыбке. Но улыбки почти сразу исчезли.
— Я брат Симеона, — начал Барт. — Хочу поблагодарить вас от его имени за все, что вы для него сделали.
Барт не привык выступать перед публикой, так что сразу перешел к заключению:
— Но теперь все без толку… То есть, я хочу сказать, Симеон уже не в состоянии… не может заниматься. Так что экзамены и все такое…
Он сбился.
— …желаю вам всем хорошо сдать. И еще… Думайте о нем сегодня, ладно?
Класс потрясенно молчал.
— Мы будем думать о нем, и о вас тоже, — сказал Барту преподаватель философии.
Молодой человек почти выбежал из лицея и всю дорогу до дому бежал. Дома он повалился на кровать и заснул. И проспал до трех часов. Обычно в это время он уже был в палате № 117. Но теперь он не знал, зачем ему идти туда, если Симеон умирает или уже умер. Барт все же заставил себя выпить кофе, сменить рубашку и, волоча ноги, побрел в клинику. В коридоре ему встретились убитые горем родители маленького Филиппа. Они обменялись взглядами. Бесполезно было спрашивать, как дела. Барт толкнул дверь 117-й палаты.
— Ты чего так поздно?
Он так и подскочил, чуть не заорав от ужаса. Симеон воскрес!
— Так ты не умер? — вырвался у него глупейший вопрос.
— А ты на это рассчитывал? — засмеялся Симеон.
Глаза его лихорадочно блестели. В них снова горел огонь разума.
— Мне уменьшили дозу морфина, — объяснил Симеон. — И, думаю, прекращают химиотерапию.
Накануне вечером, вскоре после ухода Барта, Жоффре и Мойвуазен решили закончить курс химиотерапии. Теперь из капельницы поступали только питательные вещества и обезболивающее.
— Принес последние конспекты? — спросил Симеон.
Барт помотал головой, совершенно ошалелый.
— Какое там. Я же тебя уже похоронил.
Ему даже обрадоваться как-то не удавалось. Для этого надо было отмотать обратно ход событий, а его занесло уже так далеко, что он не мог так сразу вернуться. Позади него открылась дверь. Вошла санитарка Мария.
— А кто у нас сейчас попьет чего-то вкусненького? — жизнерадостно воскликнула она. — И с бисквитиком!
Она принесла липовый отвар и два бисквита. Барт уставился на поднос, как будто ничего более фантастического в жизни не видел.
— И он все это съест? — ужаснулся он.
Когда Симеон поднес ко рту первый бисквит, Барт закричал:
— Куда так много сразу! Половинку, не больше…
Но Симеон съел весь бисквит, а потом и второй, и глаза его смеялись. Барт, немного успокоившись, сел.
— Посплю немного, — сказал Симеон, устало отодвигая поднос.
Теперь Барт сидел и считал минуты… четверть часа… еще четверть часа… Он ждал, что вот-вот Симеон проснется со стоном, свесится над судном в приступе рвоты, плача от изнеможения. Но нет, мальчик спал. Барт, как накануне, присел к нему на кровать. Взял за руку. Рука была теплая, даже слишком теплая. У Симеона был жар. Дверь снова открылась и вошел Жоффре.
— У него жар, — вскочив с кровати, сообщил Барт.
Жоффре нахмурился и потрогал лоб Симеона.
— Ну вот, уж слишком все было хорошо, — буркнул он, ни к кому не обращаясь.
И, не вдаваясь в объяснения, вышел. Прижавшись к стене, Барт безмолвно следил за снующими в палату и из палаты сестрой, врачом, санитаркой. Термометр: 39,5. Анализ крови. Анализ мочи. Замена капельницы. Антибиотики. Про Барта все забыли, сумерки снова окутали больничный сад. Верить… Не верить… Снова верить… Снова не верить… Что за адская карусель! В душе у Барта назревал бунт. Остановить эту карусель! Пусть все это прекратится! По какому праву они мучают Симеона?
— Выйдите, пожалуйста, — профессиональным тоном сказала Эвелина.
В коридоре Барт увидел родителей маленького Филиппа — они плакали, обнявшись. Бунт истошно кричал в нем. Да бросьте же кто-нибудь бомбу на все это! Чтобы раз навсегда покончить со всей этой жизнью! По лестнице кто-то поднимался — халат нараспашку, руки в карманах. Мойвуазен. Барту хотелось обрушиться на него с проклятиями. Никола, заметив его, улыбнулся:
— Ну как, ведь лучше?
— Что-о? — задохнулся Барт, словно его ударили под ложечку.
— Симеон… Вы что, не заметили? — удивился Никола. — Мы прекратили химиотерапию. Лечение прошло успешно. Последние анализы дали прекрасные результаты.