Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Тропинок желтоватые извивы,
Широкие, спокойные поля,
Где ровными рядами тополя
Построились, красуясь горделиво.
Дороги расползаются лениво,
Под чьими-то копытами пыля.—
Привет тебе, счастливая земля!
Полтава! Ты румяна и красива!

Мне облик твой, как память юных лет,

Как Гоголя невытоптанный след
И кобзарей задумчивое пенье,
В моих ушах, как стародавний зов,
Еще плывет в прекрасном отдаленье
Тяжелый скрип медлительных возов.

1/III. 1934

ГИЛЬГАМЕШ

Утнапиштим, далекий предок мой,
Потерянный в огромном океане,
Я — Гильгамеш, палач на поле брани,
Я — царь Урука, пламенный герой.
Имел я друга — счастье и покой,
Он даровал крылам моих дерзаний,
Но умер он, мой добрый Эабани,
И горьких дум меня смущает рой.

Дай мне совет, мой древний предок милый,

Как продлевать наш век людской унылый?
Как подойти к загадкам бытия?
Но ветхий дед с улыбкой тихой ласки
Про Древо Жизни мне лепечет сказки,
Которые младенцем слышал я.

7/V.1922

ХИРОН

Как вал морской, взвилась вершина Эты,
Долина светлым бархатом цветет.
Кентавр творит: кентавр свирель берет,
И звук свирели выдает поэта.
Мелодия как ласковая Лета,
Чьи воды пьет Орфей и Лин поет,
Всех горестей людских унылый гнет
Переплавляя в сладкий мед Гимета.

Давно забыл он свой родной табун,

Давно привык к звучанью лирных струн
Под Фебовой душистой сенью лавра:
Любовью к песне пересилил он
Звериные наклонности кентавра,
Друг смертных и богов — кентавр Хирон!

25/II. 1922

САЛОМЕЯ

П. Филиповичу

Там левантийский месяц сеет чары,
Волнуя в сердце теплой крови ток,
Там яростно цветет любви цветок,
Там все в крови — и шлемы, и тиары…
Там с высей горных, предвещая кару,
Гремит речей неистовый поток —
Иоканаан! Как взор его жесток!
В его словах — пустыня и пожары!

А Саломея — девочка, дитя,—

Отравою и лезвием шутя,
Хохочет, смерть и мщенье накликая…
Беги от них! Беги туда, поэт,
Где у прибрежных скал, чиста, как свет,
Стройна, как луч, — мечтает Навзикая!

18/VI. 1922

НАВЗИКАЯ

Ты — солнца луч, царевна Навзикая,
Цветок феаков на песке морском!
Тебе убогий странник не знаком,
А море блещет — без конца и края.
Ты властным жестом собираешь стаю
Прислужниц, — в послушании немом
Они стоят, а над твоим челом
Лучистый ореол блестит, играя.

От стрельчатых бровей и белых шей

Уж сам не свой безмолвный Одиссей,
Готов забыть пучину мук и горя.
Чиста, как животворная роса,
Целебным плеском Эллинского моря
Ему смеется светлая Краса.

15/IX. 1922

АЛЕКСАНДРИЯ

Когда мне говорят: Александрия…

М. Кузмин