Ойме

Лёка почти прижалась к маме. Но мама стояла с закрытыми глазами, сцепив руки. Ясно, не надо её беспокоить.

Но хоть бы эти голоса смолкли!

И они смолкли, как только снова хлопнула дверь. Лёка обернулась, и у неё ноги обмякли. В церковь вошла Русалина. Точно, она — в длинном цветастом платье и пёстром платке. Как тогда, когда её убили. Только серёжек нет.

Лёка хотела было потормошить маму, чтобы она тоже посмотрела. А то вдруг Лёка сошла с ума. События располагают.

Русалина осмотрелась и улыбнулась, будто пришла в знакомое место, где долго не была. Кивнула священнику, сидевшему за колонной. Увидела Лёку и озорно подмигнула.

А Лёка таращилась на неё и боялась рухнуть на пол. Кажется, это уже слишком. Предел. Больше ей не выдержать.

Но пришлось. Что-то зашипело, как воздух, выходящий из шины. Шипение приближалось и казалось, сейчас обрушится прямо на Лёку. Она попятилась, не в силах даже закричать от ужаса. Но будто из-под земли вырос сгорбленный священник и принял на себя удар.

Воздух пошёл волнами, что-то будто невидимо вспыхнуло и тут же погасло. Священник растворился в воздухе. Лёка отскочила, наткнулась на что-то спиной. Это что-то с грохотом полетело на пол, покатилось под ногами, так что пришлось снова отпрыгнуть. На миг Лёке показалось, что катится маленькая чёрная голова, будто мумия или череп.

Штука погромыхала дальше, направляясь к дверям. Но на неё смело наступила Русалина, и раздался оглушительный хлопок, словно лопнул большой воздушный шар или мяч.

Лёке в глаза будто горсть песка прилетела. Она вскрикнула и стала отряхивать лицо и отплёвываться.

Всё это время рядом монотонно пел молитвы голос Маргариты. Наконец она снова перекрестилась и сделала земной поклон. Мама последовала её примеру, а вот Лёка так и стояла, пытаясь прочистить глаза.

— Ты чего? — спросил мамин голос.

— В глаза что-то попало, — проговорила Лёка.

— Не трогай! — мамина хватка отвела руки от лица. — Давай, пошли.

В липкой колючей темноте Лёка кое-как переставляла ноги по гладкому полу. Ступени, холодный воздух. Они, наверное, на улице.

— Руки подставь, — сказал мамин голос.

Лёка протянула ладони, сложив их лодочкой. На них полилась холодная вода, которой Лёка стала промывать глаза. Песок вроде перестал колоться, но полностью вымываться не хотел. Наконец стало лучше, и проступили свет и очертания построек монастыря.

— Идите поужинайте. — Маргарита стояла с пустой бутылкой в руке.

— А вы? — спросила Лёка, тряся руками, чтобы их высушить.

— А я ещё почитаю. — И Маргарита направилась к церкви.

— Как это ей не страшно, — проговорила Лёка, глядя, как монахиня поднималась по ступеням.

— Да уж. — Рядом откуда-то взялась Кира. — Ну, раз колдовать было не страшно, так теперь-то чего бояться. Эк тебя перекосило.

Лёка стала судорожно щупать лицо. Не дай бог превратиться в нечто, похожее на саму Киру.

— Зеркало есть?

— Сначала ужин, — твёрдо сказала мама, и они пошли в трапезную. А Кира потащила ведро воды и швабру в храм.

Лёка даже вкуса еды не почувствовала, так взвинчены были нервы. Вроде были макароны с луковой подливой, но сейчас не до них.

В гостинице первым делом побежала в туалет. Лицо покраснело и опухло. Ещё и царапины под глазами.

— Говорила — не трогай, — пробубнила мама. — Теперь жди, когда пройдёт. Ничего, отгул возьмёшь. Умывайся и пошли спать.

Укладываясь, Лёка едва сдерживала слёзы. И так не красавица, а тут ещё это.

— Ой, мам. Ты спишь?

— Ну? — раздалось из темноты.

— Я записки забыла написать. Тётя Тамара просила её тоже там отметить.

— Без тебя я бы не догадалась. Спи давай. Вставать рано.

— Мам, я Русалину сегодня видела. Опять. Она ни в чём не виновата.

— В чём не виновата?

— На самом деле её убили. Она не сбегала.

Мама только хмыкнула в ответ.

Лёка думала, что заснуть вообще не сможет. Но ошиблась. Отключилась быстро, да так крепко, что проснулась только, когда её растолкала мама.

— Давай, поднимайся. Надо бельё сдать. И пошли на службу.

— Опять? — простонала Лёка. — Да сколько можно?

— Ну, знаешь, ты сама это затеяла. Так что вперёд и с песней. Завтрак, кстати, после службы.

— Это уже обед. — Лёка села и широко зевнула. Когда пошла в туалет, избегала смотреть на себя в зеркало. С лицом, конечно, стало получше, но отёки и краснота полностью не прошли.

С середины службы Лёку позвала София.

— Ты же не причащаешься?

— Чего?

— Ясно. Может, с готовкой поможешь?

И они ушли в кухню, где суетились пару часов.

— Ты хоть на праздники приезжай, — протянула Кира, глядя, как Лёка замешивала кляр для рыбы.

— Ага, чревоугодием людей искушать. — Люба снова рубила капусту.

— Вот так, — разочарованно проговорила Кира. — Ну ничегошеньки им нельзя. Даже поесть от пуза.

— Это монастырь, а не санаторий. Сюда приходят поститься и избавляться от страстей.

— Зануда, — шёпотом проговорила Кира, указывая на Любу.

— Я всё слышу! — сказала Люба, не поворачиваясь.

После обеда, когда Лёка с мамой уже собирались уезжать, её за рукав поймала Кира.

— Хотите купить сыра? Вам со скидкой отдам. Заезжайте на ферму в Ежевичную. — Помахав на прощание, Кира села в машину, стоявшую у гостиницы, и укатила.