Окаянные девяностые

— Думаю, нет. Как говорят русские: она осточертела ему хуже горькой редьки. Он жаловался на нищету, подорванное здоровье и отсутствие всякой перспективы. Считает, что Россия вслед за СССР рухнет в пропасть.

— Спешит сбежать с тонущего корабля?

— Да, и занять не последнее место в шлюпке, плывущей к нам.

— О’кей, Орел хорошо делают свое дело, пусть и дальше продолжают в том же духе, — распорядился Ролф и вернулся к разговору о Финкеле. — Как наш будущий «Хэл Рубинштейн» реагирует на проблемы сына?

— Переживает.

— За него или себя?

— Скорее за себя. Старик далеко не дурак и прекрасно понимает, в свои 57 сын для него последняя опора.

— Ее надо выбить! — категорично отрезал Ролф и потребовал: — Поэтому, Джон, свяжись с коллегами в Бельгии и пусть они создадут проблемы сыну.

— О’кей, сегодня же сделаю, — заверил Саттер и продолжил доклад: — Что касается жены Финкеля, то она действительно больна и нуждается в серьезном лечении. Он показывал ее медицинский эпикриз. В нем…

— К дьяволу эпикриз! Америка не приют для убогих! — отмахнулся Ролф и подчеркнул. — Ее болезнь — для нас дополнительный рычаг, чтобы давить на Финкеля!

— Я это так и рассматриваю.

— А вообще, Джон, хватит о ней! Нас должен интересовать только Финкель! И даже не столько он, сколько его разведывательные возможности. Насколько они перспективны, не завышаем ли мы их?

— Думаю, нет. Я проанализировал то, что Финкель изложил в декабре 1990 года в анкете, направленной в нашу Службу иммиграции и натурализации.

— И что же он писал, там есть за что зацепиться?

— Одну минуту, Дэвид, разреши взглянуть? — прервал доклад Саттер и обратился к досье на Финкеля.

— Оставь, Джон, — остановил Ролф и предложил: — Давай на словах.

— О’кей. Насколько я помню, в анкете он указал основные направления научных изысканий, которыми занимается его лаборатория и смежные с ней, а также раскрыл ряд тем в области гидроакустики. Из них наиболее интересны результаты испытания технических систем в области снижения шумов работы гребных винтов.

— Так это же самое важное! И что, Финкель знает о них?

— Сдается мне, да. Я пытался вытащить из него эту информацию, но он ушел от ответа.

— Почему, боится?

— Не столько боится, сколько набивает себе цену.

— Он догадался, кого ты представляешь, и решил торговаться?

— Похоже что так.

— И какова же его цена?

— Не назвал, а выставил условия.

— Даже так?! Наглец! — возмутился Ролф.

Саттер только развел руками. Резидент, подавив вспышку гнева, уточнил:

— И что за условия?

— Организация выезда из России ему с женой и трудоустройство.

— Да кому она нужна эта старая развалина!

— Я с тобой согласен, Дэвид. Но ты же сам сказал, что старуха Финкеля для нас важная струна, и на ней можно играть не меньше года. Поэтому я пообещал ему решить ее вопрос.

— В общем-то, правильный ход, — согласился Ролф и предложил: — Надо и дальше давить на зарвавшегося старика его старухой и сыном, а там посмотрим.

— Да, это должно сработать, и он вывалит все, что знает.

— И чем раньше, тем лучше! Этот Моисей сорока лет не протянет, от жадности раньше времени подохнет.

— Вот потому я форсировал события и назначил ему встречу в Бельгии, подальше от глаз русской контрразведки.

— И как Финкель к этому отнесся?

— Защебетал как скворец весной.

— Надеюсь, от этого щебета будет польза.

— Будет! Я дал перечень вопросов, он их взял и обещал к нашей встрече в Бельгии найти ответы.

— О’кей, Джон, будем надеяться, что «Хэл Рубинштейн» сыграет блестящую партию в нашей партитуре. Готовь его вербовку!

— О’кей, сэр, — принял к исполнению Саттер и поднялся на выход.

— Задержись, Джон! — остановил его Ролф, опустил руку на пульт управления и нажал на клавишу.

На стене справа от него тускло замерцал экран, и через мгновение на нем проступила карта России, усеянная условными знаками и обозначениями, понятными только военным специалистам и разведчикам. Это была особой важности схема резидентуры ЦРУ, раскрывавшая устремления американской разведки к секретным российским военным и оборонным объектам. Ролф поиграл пальцами на клавишах, и на экране крупным планом возник регион Среднего Урала. Покрытый густой черной сетью дорог, изрезанный голубыми прожилками рек и усыпанный бледно-синими блюдцами многочисленных озер, он, буквально, пылал жаром от множества обозначений.

Саттер с неподдельным интересом наблюдал за Ролфом и тем, что происходило на экране. Резидент никак не комментировал происходящее и продолжал колдовать над пультом управления. Карта укрупнилась, и на ней появился ярко-оранжевый маркер. Он поплясал в районе Екатеринбурга и пополз вверх, на север, миновал Нижний Тагил, на мгновение остановился на знаке стратегической пусковой установки «Тополь» в месте дислокации российской ракетной базы и затем заметался между городами Верхней и Нижней Салдой.