Окаянные девяностые

Уплывший из-под носа обед не добавил энтузиазма Галлиеву. Нахохлившись, он согнулся над рулем, вяло жал на педаль газа и недовольно косился на Сову. Тот с каменным лицом смотрел на дорогу. За их спинами раздавалось недовольное сопение Рэмбо. Голос он подал, когда подъехали к гостинице, предложил сбегать на рынок и купить продуктов. Шел третий час, но в торговых рядах в самом центре марийской столицы все еще вились сизые дымы — жарили шашлыки, и клубился пар — варили пельмени, в воздухе стоял тяжелый, напоминающий океанский вал, гул многотысячной толпы, а над ним властвовал голос певца Михаила Круга. Он с надрывом пел «гимн» своему окаянному времени «…Владимирский централ, ветер северный…».

— Ну, все как у нас, — отметил Рэмбо и предложил: — Ну так чо, братухи, я смотаюсь на рынок та прихвачу чо-нибудь пожрать.

— Давай, — согласился Сова.

— А чо взять?

— Как всегда, выпивон и закусон.

— С выпивоном понятно, водяра. А закусон какой?

— Как обычно, шашлык-машлык, капуста, огурцы и еще прихвати рассола для похмелья, — напомнил Сова.

— Все, заметано! — бросил на ходу Рэмбо и рысью поспешил на рынок.

— Шашлык бери только из говядины! — запоздало крикнул ему вдогонку Галлиев и присоединился к Сове.

По обледеневшим, давно нечищенным ступеням они поднялись в холл гостиницы Йошкар-Ола. Батареи в нем едва теплились и у дежурной, кутавшейся в шубу, изо рта валил пар. Сова и Вил стремительно проскользнули мимо нее к лифту. Скрипящий, словно разбитая телега, он с трудом потащил их наверх, но не выдержал веса и остановился. Кнопки на панели злорадно мигнули багровым цветом и безнадежно погасли. Вил принялся тыкать пальцем во все подряд, однако лифт не подавал признаков жизни, и только после увесистого удара кулаком, кабина нехотя поползла вверх и остановилась на четвертом этаже. Дверь, долго и жалобно подрагивая, наконец распахнулась. Сова с Вилом выбрались в пустынный коридор, по нему гуляли сквозняки и худая как велосипед кошка. О былой роскоши главной гостиницы республики напоминали покрытые толстым слоем пыли хрустальные светильники и картины в массивных рамках с местными пейзажами.

Спотыкаясь на выбоинах почерневшего от времени и разрухи паркета, по которому в последнее время, в основном, ступала нога залетных гастролеров, заморских женихов, ведущих настоящую охоту на непритязательных марийских невест и вездесущих торговцев южан, Сова и Галлиев направились к номеру. На шум шагов из дежурки выглянула горничная, узнала щедрых клиентов, осклабилась в железной улыбке и кокетливо поправила фуфайку на вызывающе смело торчащей ватной груди. Рэмбо оставил без внимания ее искусственные прелести и ткнул ключом в замок. Тот долго лязгал разбитыми внутренностями и, пронзительно взвизгнув, открылся.

Из номера люкс пахнуло прокисшими запахами застоявшегося воздуха и сивухи. Сова поморщился, но не стал открывать форточку, в комнатах было чуть теплее, чем в старом холодильнике «Бирюса» и, не снимая куртки, развалился на кровати. Галлиев включил телевизор «Горизонт» и последовал его примеру. «Гордость советской радиоэлектроники» то ли от холода, то ли от старости показывал только черно-белое изображение. Шел старый фильм «Кавказская пленница». Ах, какой видный жених — товарищ Саахов с подносом в руках, на котором горой высилось южное изобилие, пытался прорваться к несговорчивой невесте — красавице, комсомолке и спортсменке Нине. Галлиев плотоядно облизнул губы. Тут заработал холодильник, и его сердитый клекот только усилил чувство голода. У Вила иссякло терпение, и он взорвался:

— Ну где носит этого гребанного Рэмбо?! Его только за смертью посылать!

— Помолчи, а то накаркаешь! Придет, никуда не денется, — буркнул Сова и запахнул куртку на груди.

— Та сколько можно ждать? За это время можно напиться и нажраться.

— Шашлык за пять минут не приготовишь.

— Каких пять, Сова? Уже прошли все двадцать пять! — не мог угомониться Галлиев и порывался отправиться на рынок.

Конец его нытью положили шаги в коридоре, дверь номера распахнулась, и на пороге появился раскрасневшийся от мороза и водки Рэмбо. В его руках громоздились кульки. Из них аппетитно пахло жареным мясом и свежеиспеченным хлебом. Вывалив продукты на стол, он позвал:

— Налетай, братва, шашлычок прямо с мангала!

— Ну где тебя носило, Рэмбо? За это время можно было сбегать в Екатеринбург и обратно! Я чуть с голодухи не подох! — ворчал Галлиев.

— За бобиком бегал, — с невозмутимым видом ответил Рэмбо.

— Каким еще бобиком?

— Обыкновенным, для тебя же старался. Ты же свинину не жрешь.

— Ч-о?! Да я щас… — взвился Галлиев.

— Ша! — рявкнул Сова. — Хорош собачиться, давай хавать!