Сибирский поселок не был похож на те, что я видел в центральной России в XXI веке. Причем сравнение было явно не в пользу последних. Вдоль широкого проезда стояли настоящие терема. По большей части двухэтажные, а кое-где и с мезонинами. Рубленные из могучих стволов, они создавали чувство уверенности и основательности. От дороги постройки были отгорожены глухими заборами выше человеческого роста. В окнах красовались стекла, а над крышами торчали печные трубы. Привычных палисадников не наблюдалось, зато все остальное вызывало ощущение достатка. Чуть дальше красовался каменный храм с двумя маковками.
Лошади не спеша вышли на площадь. Из стоящего поодаль приземистого здания аж с пятью окнами на фасаде вышел молодой мужчина, одетый на городской манер. Он внимательно посмотрел в нашу сторону. Вероятно, его удивил казачий хорунжий, восседающий не в седле, а в коляске.
— Здравствуйте! — первым поприветствовал он нас.
— И вам день добрый! А где же все? Полдеревни проехали и никого не встретили.
— Так в Бархотово отправились. Сегодня там наследник престола проездом будет.
— А вы почему же остались?
— Вы, господин хороший, откуда будете? Что-то мы раньше не встречались, — сменил он резко тему.
— Да как же мы могли видеться, коли я из конвоя царевича и в сих местах ни разу не был. Разрешите представиться… Роман Александрович Николаев, хорунжий конвоя его императорского высочества, — после секундной заминки переделал я собственное имя.
— Яков Иосифович Швец, купец.
— Так что же вы, господин купец, на наследника смотреть не отправились?
— Дочь у меня хворает, жену одну не оставишь, — помрачнев, ответил собеседник. — А почему же вы не с царевичем, а здесь?
— Его высочество хочет узнать, как живет страна, так сказать, из уст простых людей. Для этого и рассылает нас. Носители пышных бакенбард обычно говорят только то, что приятно начальственному уху.
— Ну что же, спрашивайте, — улыбнувшись, предложил Швец.
— Село у вас, как мы увидели, богатое, хорошо живется в Сибири?
— Как и везде. Кто работает с рассвета и до заката, тот и живет. Лентяи тут быстро переводятся.
— А с хлебом как?
— Не очень. Не родится. Зато корма для скотины богато. Зверье в лесу, рыба. С голоду не помрешь. Да и зерно привозим, торгуем потихоньку.
— Вы здесь живете? — указал я на здание за его спиной.
— Зачем, — вроде даже как обиделся тот. — Это магазин.
— Позвольте?
— Конечно! Прошу!
Неожиданно просторный, но низкий зал был заставлен стеллажами с товарами. На полках соседствовали разнокалиберные бутылки и отрезы ткани, консервные банки и кубики махорки, одежда с топорами и косами, под потолком висели сушеные и копченые рыбины. На прилавке рядом со счетами красовалось написанное чьей-то старательной рукой объявление: «Свежее мясо».
— И что же, продадите, коли захочу? — спросил я, указывая на табличку.
— Конечно! И говядина есть, и свинина. Оленину можем предложить.
— Как же вам все это сохранять удается?
— На леднике. Зимой его заполняем, на все лето хватает.
— А это что? — на глаза мне попались стопки бумаги.
— Лубочные картинки.
На листах было напечатано что-то очень похожее на комиксы. Иллюстрации с короткими вставками текста. Некоторые были явно дешевые, черно-белые, на серой грубой основе. Другие, наоборот, поражали качеством рисунков и многоцветьем красок.
— И сколько стоит это искусство?
— По-разному. Те, что попроще, за копейку, хорошие — до полтинничка доходят.
— Покупают?
— Покупают. И для развлечения, и в других целях, например, на стены вешают.
За разговорами солнце начало клониться к закату. Пора было возвращаться. Иначе, боюсь, Барятинский пожаловал бы за мной со всей делегацией.
— Спасибо вам за рассказ, Яков Иосифович, и скорейшего выздоровления дочери.
— Спасибо, господин хорунжий. Жаль, не довелось мне встретиться с наследником престола.
— Не расстраивайтесь, порой судьба подбрасывает нам такие сюрпризы, что потом диву даешься.
Сопровождаемый задумчивым взглядом купца, я запрыгнул в коляску, сидящий на козлах казак щелкнул кнутом.
Вновь потянулись села и города. Канск, Красноярск (здесь меня попросили посадить кедр в гимназическом саду), Ачинск. Караваи на серебряных и золоченых блюдах, ковры, расстеленные на землю, потому что покрывать ее брусчаткой дорого, а асфальт до этих мест еще не добрался.