Океан Разбитых Надежд

Начинает моросить. Бесконечное множество маленьких водоворотов бурлят всего в нескольких метрах от нас.

– Хочешь, удивлю ещё раз? – неожиданно спрашивает Люк, поднимаясь и протягивая мне руку. Что он задумал?

Не догадываясь, к чему всё это ведёт, я осторожно вкладываю в его ладонь свою. Мы вместе встаём, и, когда я закидываю сумку на плечо, Люк уводит нас прочь. Берег, река и гогочущие утки остаются позади, пропадают за тянущимися вверх камышами. С каждым шагом чаща, окружающая нас, становится гуще. Под жужжание насекомых, мечущихся над кустарниками, хруст лежащих в ногах веточек, и свист ветра мы уходим всё дальше, а Люк так и не отпускает меня.

И меня поражает, что я не отпускаю его.

Мы оказываемся на нехоженой тропе среди высоких стеблей и прыгающих лягушек. Дождь начинает усиливаться, и моя кожа стынет под холодными каплями. Подрагивание в плечах мне заменяет резко поступающее тепло его ладони.

– Тебе холодно, – говорит Люк, вынимая из кармана бумагу с карандашом и скидывая с себя рубашку. – Вот, возьми!

– Не нужно, спасибо, – отказываюсь я, но он не отступает, – хорошо, хорошо.

Сделав последний вдох, я сжимаю в руках его рубашку и встряхиваю её перед собой. Она выпрямляется, и теперь я с удовольствием укутываюсь в неё, как в тёплый плед. Да, она тонкая и дешёвая, зато хорошо пахнет. Даже слишком хорошо, признаюсь я себе. Это слаще, чем дождь, и приятнее, чем запах свежего хлеба. Это Люк.

Мы идём дальше, пока Люк вдруг не останавливается перед совсем маленькой полянкой. Вокруг ничего нет, одна только трава, трава, трава и хмурое небо над головой.

– Здесь жутко, – замечаю я.

Люк смело заявляет:

– Без тебя – может быть.

– Ты безнадёжный романтик!

Небо вспыхивает молнией, на секунду озарившей силуэт парня. Дождь льёт как из ведра, и причёска Люка теряет своей объём за мгновение, как и моя.

– Только не бойся, – приговаривает он, поднимая руку к моей щеке. – Это обыкновенный фокус.

Я киваю, и Люк подходит ещё ближе. Перебирая пряди моих волос, он словно изучает меня, как какой-то экспонат. Его пальцы тёплые и греют кожу. Я подаюсь вперёд, почти вжимаясь щекой в подушечки его пальцев, ведь они такие горячие. В следующий миг Люк достаёт из-за моего уха сорванную фиалку, и я вскрикиваю от неожиданности.

– Кажется, это твой любимый цветок, – медленно произносит он.

Люк протягивает мне фиалку, и я, перебирая лепесток за лепестком, вслушиваюсь и понимаю, что каждый шуршит по-особенному. Я слышу это даже сквозь грозу и ливень. Невероятно.

– Кэтрин?

– Да? – я поднимаю голову.

Люк присаживается на одно колено прямо на мокрую траву, подбирает кусок древесной коры и кладёт на него бумажный листок.

– Не шевелись.

– Люк, я…

Я не знаю, как правильнее выразить то, что я чувствую. Это похоже на бурю с её громом, грозой, ливнем, ветром, только всё удивительным образом умещается внутри меня.

Люк опускает голову и начинает выводить линии на влажной от дождя бумаге. Я внимательно слежу за тем, как медленно, но верно на ней проявляются мои черты. Лицо, шея, грудь – набросок превращается в девушку, которая стоит напротив Люка. Капли скатываются по его лицу, волосы прилипают ко лбу, но он всё не останавливается.

– Люк?

Это не похоже ни на одну фотосессию, в которой я когда-либо участвовала. Сейчас я открыта Люку настолько, насколько не была открыта ещё никому. Каждый изгиб, каждый мой сантиметр, который он отображает на бумаге, настоящий. Это талия без тугого корсета, родные ресницы, растрепавшиеся волосы – всё это настоящее, естественное, такое, какое дано от рождения.

– Чудо! – восхищается он, оторвавшись от листка, и меня будто пронзает ток.

Вода стекает по лицу ручьями, но я не решаюсь смахнуть их. Я очарованна Люком, а он очарован мной. Когда он говорит хоть слово, меня одолевают мурашки. И я очень боюсь их спугнуть.

– Почти готово, – Люк отрывает карандаш от насквозь промокшего листочка. – Остался последний штрих.

Издалека замечаю, как он подрисовывает фиалку мне над ухом. Когда гроза раздаётся вновь, Люк подскакивает с колен, суетливо сворачивает рисунок и вручает его мне.

– Сейчас он промок, – он пытается отдышаться. – Высуши его, когда окажешься в комнате.

Цветок падает из моих рук, когда я принимаю сложенную бумагу. Мы выходим на тропинку и бредём к детскому дому мимо зарослей. Грязи становится всё больше, а лужи растут на глазах.

– Ты боишься грозы? – спрашиваю я.

– С чего ты взяла?

– Я видела, как ты подпрыгнул, когда загрохотало в небе, – ливень перебивает меня.

– Это долгая история, – отмахивается Люк.

Я возражаю:

– Но мы никуда не торопимся.

Мне так хочется нать о нём всё, что только можно. Я подступаю к Люку, заглядываю прямо в глаза, и моя голова идёт кругом. Его губы так близко. Кажется, что стоит только привстать на носочки, чтобы накрыть их своими.

– Ты вся промокла, – напоминает мне он.

Это не мешает остаться на улице подольше и послушать его голос. Что бы он ни сказал, мне нравится всё.

– И всё же я не хотел бы об этом говорить, – Люк делает шаг в сторону, и я, пересилив себя, унимаю любопытство. Любопытство и дикое желание поцеловать его.