Океан Разбитых Надежд

Слышу, как внизу хлопает входная дверь. Билли побежал к Ривер Фосс, даже не зная, что Люк сейчас в оранжерее. Ведь он там, правда?

Я бросаю фен с рисунком на столе и подхожу к окну. Я широко раздвигаю створки и наклоняюсь через подоконник, позволяя дождю вновь затеряться в моих волосах. Я не сдвинусь с места, пока не рассмотрю Люка под зелёными зарослями нашего парника. Ливень стал сильнее, вода льётся непроглядной стеной. Я верчу головой, но никак не могу высмотреть диванчик внутри оранжереи.

Неужели выглядывать Люка бесполезно? Но тогда нужно либо дальше сидеть здесь без дела, либо вытащить парня оттуда, пока Билли не отыскал его.

Я отключаю фен от сети – рисунок почти высушился – и иду к выходу. Выбрав лёгкие кеды и поправив мокрые волосы, как будто это может исправить катастрофу на моей голове, я тихо выхожу в коридор. На пути к лестнице, ведущей к запасному выходу, никого, и, воспользовавшись этим, я спускаюсь вниз. В коридоре как никогда темно, и я чуть не пропускаю несколько ступенек, пока вприпрыжку сбегаю вниз.

Толкнув дверь, которая, к счастью, оказывается незапертой, я выбегаю в сад с оранжереей. Рубашка Люка промокает насквозь за секунду, но я продолжаю бежать по скользкой от грязи дорожке, не обращая на это внимания. Из-за деревьев выглядывает купол оранжереи, а вскоре передо мной вырастают и стеклянные стены. Навалившись на скользкую дверь, я со всей силы толкаю её вперёд, и она, отлетев к деревянному стеллажу, врезается в него, треща и рассыпаясь на осколки. Горшки с цветами, рассада, садовые инструменты – падает всё, что лежит на полках. Всё вокруг гремит, под ногами хаос из стекла, перемешанного с керамикой и сухой землёй.

Люк подскакивает с диванчика и подбегает ко мне.

– Кэтрин?

Я поднимаю глаза на него и ступаю ближе. Холодными пальцами касаюсь его шеи и рывком притягиваю к себе. Наши губы соприкасаются, и из груди Люка вырывается сладкий стон. Парень касается моей руки на своей шее и опускает её ниже к груди. Второй рукой он берёт меня за талию, прижимает к себе и ведёт за собой вглубь оранжереи.

Мы ни разу не отрываемся друг от друга, пока вразвалочку добираемся до диванчика. Мне так нравится ощущать на себе его прикосновения, нравится вкус дождевой воды на его губах, нравится его влажная кожа!

Скрывшись в темноте парника, куда теперь совсем не проникает свет, мы садимся на маленький диванчик и продолжаем целоваться. Я впиваюсь в его губы, вдыхая в нас любовь.

Может, это обыкновенное влечение? Точно нет. Если бы это было влечение, я бы не стремилась разгадать Люка, как тайну, меня бы не волновали его увлечения. Мне бы не хотелось, чтобы он трогал меня так, как сейчас, мне бы не хотелось играть с ним на рояле, сидеть рядом на траве и отпускать шутки. Когда он рядом, когда делает мне комплименты, помогает в работе или учит играть на фортепиано, я начинаю уважать себя. Я начинаю любить себя.

И, конечно, его.

Но готов ли к этому Люк? Готов ли он признать, что на него запала самая популярная девушка школы, что на него запала внучка директора детского дома? Наши поцелуи порождают миллионы вопросов, но они же на них и отвечают. Да, определённо. Он бы давно оттолкнул меня, сказал, что я спятила, что сама себе напридумывала любовь. Но он не делает этого.

Ему даже не страшно думать о том, что где-то рядом ходит разъярённый Акерс, что он вот-вот обнаружит нас вместе и прикончит. Вот, что значит любовь. Она срывает крышу, лишает рассудка, оставляет только сердце. Бешено колотящееся сердце, которое я слышу сквозь ливень и скрип старого дивана.

Я отстраняюсь от Люка, но не перестаю смотреть в его глаза. Я рассматриваю радужку, карий пигмент. И я люблю эти глаза.

– Ты невероятная, Кэтрин, – медленно произносит он, заставляя меня наслаждаться каждым словом.

Я убираю мокрую прядь чёлки за ухо и скромно отвечаю:

– Ты тоже. Тоже невероятный.

По стеклянному потолку тарабанят дождевые капли, точно наигрывая собственную мелодию. Молния на секунду развеивая полумрак, затем раздаётся разрывающий небо гром. Люк вздрагивает – на этот раз я точно замечаю это.

– Я с тобой, – я поднимаю руку и касаюсь его щеки. – Что бы ни произошло, тебе нечего бояться, когда я рядом.

Я замечаю, что произнесённые слова успокаивающе действуют на него. Он перестаёт метать взгляд по сторонам, прерывисто дышать и постоянно постукивать пальцами по краям диванчика. В этот раз я не вру: я готова пойти на всё, чтобы защитить нашу любовь.

Вдохнув поглубже, Люк спрашивает:

– Зачем ты вернулась?

– Завершить начатое, – смеюсь я. – И предупредить, что Акерс… в общем, ничего серьёзного.

Через секунду в оранжерею врывается бабушка. Люк, заметив её, быстро подскакивает с дивана, а я продолжаю сидеть в трансе, вспоминая вкус его сочных губ. Даю слово, они не такие тонкие, какими могут показаться на первый взгляд. Бабушка вся промокла: её сиреневый платок можно выжимать, а на юбке тёмные пятна от воды.

Она осматривает осколки стеклянной двери под ногами, разбитые горшки и разбросанные садовые инструменты.

– Это вышло случайно, миссис Лонг, – начинает оправдываться Люк.