Океан Разбитых Надежд

– Поверь, тебе же будет лучше.

– Я верю тебе.

Но этого мало.

– Нужно верить себе, Кэтрин.

Я беру ложку, оставленную ранее, и вручаю её Люку. Парень осторожно принимает её, внимательно следя за выражением моего лица. Я начинаю улыбаться. По-настоящему улыбаться.

– Правило номер четыре – нельзя оставлять грязные приборы на столе.

– Я и не собирался, – Люк словесно защищается.

– Хватит болтать, стажёр!

Он пихает меня бедром раньше, чем это успеваю сделать я, и мы громко смеёмся, взбивая яйца в миске. Он быстро учится. Люк добавляет стакан тёплой воды и щепотку соли. Я лезу за мукой, что находится на полке над столом, и ставлю тяжёлую пачку рядом с миской. Белоснежная мука вздымает ввысь, словно закруженный ветром снег, и я несколько раз громко чихаю.

Люк берёт меня за подбородок и осторожно поворачивает к себе. Я делаю резкий вдох перед тем, как он касается моей щеки.

– У тебя здесь мука, – поясняет он, ведя пальцем вдоль скулы.

Его палец останавливается около моей нижней губы.

– У тебя тоже, – замечаю я, поднимая руку.

Я касаюсь его щеки в ответ и большим пальцем убираю муку с его лица. Провожу рукой до самого подбородка. Люк так красив: его взъерошенные волосы под сеточкой отдают чеканным золотом, его кожа напоминает фарфор, а глаза точно кофейная гуща.

Вскоре мы отстраняемся друг от друга и снова принимаемся за тесто. Я передаю Люку муку, и он отсыпает нужное количество в стакан. Оставив его на весах, парень смотрит на цифры, которые высвечиваются на электронном экранчике.

– Теперь высыпай, – шепчу я ему на ухо, пододвигая миску ближе.

Люк высыпает муку, и та белым облаком поднимается вверх. Маленькие крупицы оседают на его розовых губах, а я зачарована этим зрелищем.

Я наклоняюсь к парню.

– Позволь, – я предупреждаю его перед тем, как нежно поцеловать.

В следующее мгновение я касаюсь его губ. Люк отвечает на поцелуй с таким же трепетом. Его сухие от муки губы липнут к моим. Мы целуемся и целуемся. Вскоре я чувствую пресный вкус муки на кончике языка. Опускаюсь на его нижнюю губу, на подбородок. Целую Люка везде, где только можно: неглубокая ямочка на подбородке, кончик носа.

– Там тоже мука? – он гладит меня по спине свободной рукой, и каждая клеточка трепещет от удовольствия.

Я издаю глупый смешок.

– Вроде того.

Мы добавляем в тесто кусочек сливочного масла и щепотку сахарной пудры, которой мы потом посыпем уже готовые пончики. Оставляем тесто на час, и, когда возвращаемся, замечаем, что оно поднялось.

Пока Люк раскатывает его скалкой, я хозяйничаю у плиты. Поворачиваю ползунок на средний огонь и наливаю масло в сковороду.

Когда возвращаюсь к Люку, то вижу, что пончики уже приобрели свою естественную форму. У парня получается готовить куда лучше, когда он не торопится. Вскоре пончики отправляются на раскалённую сковороду, и кухню заполняет аппетитный аромат домашней выпечки.

К вечеру дождь за окном становится только сильнее. Билли, Луис и Джейкоб возвращаются к ужину из Хантингтона. Парни промокли до нитки: рыжие пряди Джейкоба прилипли к побелевшему от холодка лбу, футболки ребят насквозь мокрые, а пары кед приходится расположить под еле подающим тепло батареями. Я наблюдаю за тем, как серые тучи затягивают небо. Этим вечером я не смогу наблюдать заката, ночью луна не сможет освещать поля, виднеющиеся из моего окна, а свечение звёзд не пробьется сквозь серость. Я отстраняюсь от окна и покидаю игровую, где провела с Люком последние несколько часов.

Мы просто болтали, перебирая старенькие журнальчики на стеллаже. Некоторые из них я прочитала уже несколько раз. Это было неинтересно, но всё же лучше, чем наблюдать за раздражённым Акерсом. Он постоянно бросал на нас озлобленные взгляды, корчил рожицы вместе с Джейкобом и Луисом.

Спустя некоторое время ребята собираются в кафетерии, чтобы отведать пончики, которые мы с Люком приготовили. Хью помогла нам с обжаркой, и пончики покрылись золотистой коркой. Мы посыпали их сахарной пудрой и разложили по блюдцам, добавив к каждому немного кленового сиропа.

Узнавая, кто именно их приготовил, Луис начинает открыто выражать своё недовольство. Да уж, в этом он преуспел. Парень готов жестоко раскритиковать что угодно, если это имеет хоть малейшее отношение ко мне или Люку. Билли управляет всеми, как марионетками.

Пропуская замечания мимо ушей, я всё же остаюсь в кафетерии. Только я присаживаюсь за небольшой столик у входа, бабушка, резко появившаяся из-за спины, поднимает меня. Она наклоняется к моему уху и произносит:

– Нам нужно срочно поговорить.

Я уже догадываюсь, какова тема разговора. Ребята, собравшиеся в кафетерии, начинают оглядываться на нас.

– Пойдём ко мне в кабинет, – предлагает она.

Я соглашаюсь и ступаю к лестнице. Поднимаюсь на второй этаж и поворачиваю в коридор. Войдя в кабинет, я присаживаюсь на своё обычное место. Бабушка заходит следом, после чего захлопывает дверь. Не дожидаясь, когда она дойдёт до своего кресла, я начинаю:

– Я не собираюсь ходить на фотосессии.

– Побег от трудностей ничего не решит.