Но самые большие изменения претерпевал мой желудок. Через несколько лет работы репортером в море я обнаружил, что явление укачивания у меня усложнилось. Это называют береговой качкой, или сухопутной болезнью, или морской болезнью наоборот, а по-французски
Примерно то же самое испытывает пьяный, которому мерещится, что под ним раскачивается кровать. Моя голова чувствовала себя чем-то вроде буйка, который непрерывно швыряют волны, потому что вестибулярная система, природный гироскоп, обеспечивающий поддержание равновесия, создавала постоянное ощущение покачивания. Можно провести еще одну параллель – с джетлагом, расстройством биоритмов при перелете через несколько часовых поясов – организм цепляется за воспоминание о месте, которое успел покинуть. Обычно люди, менее подверженные морской болезни, более уязвимы к сухопутной болезни. Меня никогда не тошнило на судах, но дважды вырвало по возвращении на землю. Чем дольше я находился в море и чем более бурными были воды, где проходило плавание, тем сильнее меня укачивало по возвращении домой. Порой это продолжалось несколько дней.
Конечно, в море я проводил не всю жизнь; я был там лишь гостем, обитателем суши, покидавшим ее по мере надобности. В отличие от многих моряков, кого я интервьюировал, у меня всегда была возможность вернуться на берег. Тем не менее это странное расстройство здоровья вселило в меня уважение к морю, изменившему меня – не только психологически, но и физиологически. И уж тем более многих моряков, с которыми я имел дело.
7
Искатели утраченных ковчегов
В закрытом обществе, где каждый виновен, преступление заключается в том, что тебя поймали. В мире воров единственный и окончательный порок – это тупость.
Когда во время моих поездок меня спрашивали, о чем я пишу, я обычно отвечал – о преступности в открытом море. И почти всегда слышал в ответ: «А, понятно! Сомалийские пираты, “Капитан Филлипс” и все такое?» Я неуверенно отвечал: «Да, конечно, но и о других видах пиратства тоже».
Хищение собственности остается неотъемлемой частью морской жизни с тех пор, как люди впервые стали плавать по волнам, и, хотя сам факт кражи судна размером с небоскреб отдает абсурдом, такое происходит на удивление часто. На самом деле пиратство – это не только нападения на стремительных катерах. Зачастую пираты носят деловые костюмы и угоняют корабли прямо из порта с помощью расчета, а не силы. «В некоторых портах мира, – как мне много раз объясняли, – факт владения – это не девять десятых закона. Это и есть закон».
За долгие месяцы журналистской работы я повидал самое разнообразное воровство – от нелегального промысла и рейдов по чужим буям УКР[231]
до похищения рыбаков, разграбления потерпевших поломку судов и торговли людьми. С другой стороны, угон судна – это кража какого-то иного порядка, она кажется настолько нелепой, что трудно даже поверить в такое. В ноябре 2016 г. я отправился в Грецию, чтобы узнать об этом альтернативном типе пиратства и о том, как оно связано с коррупцией в портах[232]. Корни беззакония, которое творится в море, нужно искать на суше.Мое знакомство с этой темой началось несколькими месяцами раньше с конверта из крафт-бумаги, который пришел на мой домашний адрес, без указания отправителя. Внутри оказалась потрепанная десятистраничная рукопись под названием «Мошенничество в портах». Это было что-то вроде словаря понятий, описывающих похищение судна, изменение его отличительных признаков, тайную перекачку топлива и кражу груза. На конверте стоял штамп почты Греции, а отправителем, вероятно, был один подозрительный парень, который во время моей предыдущей поездки в 2014 г. показывал мне Пирейский порт. Он тогда обмолвился, что пишет кое-что о портовых преступлениях. Возможно, хотел с моей помощью вытащить на солнышко каких-то мошенников. Я был только счастлив посодействовать в этом.
Словарик оказался настоящей золотой жилой для репортера. К примеру, в разделе «Океан-11» упоминалась уловка под названием «Неожиданные осложнения», когда верфи выдумывали ненужные ремонтные работы, чтобы получить больше денег[233]
. Или «Капучино-бункер», когда топливо, отгружаемое на судно, подогревали или газировали так, что оно вспенивалось, как шапка пены на кофе-капучино. Это увеличивало объем горючего и позволяло поставщику залить его намного меньше по весу, чем было оплачено.