К обсуждению многочисленных причин, по которым нам не следовало бы задерживаться на ночь в этих водах, подключился мой переводчик. По его мнению, реальную опасность для нас представляла и CCO – та самая компания, на корабль которой мы намеревались попасть. Он утверждал, что с санкции властей CCO занимается еще и охотой за головами. Задерживая незаконно промышлявшие суда, компания, опять же на относительно законном основании, получала половину суммы штрафов, которые власти Пунтленд налагали на браконьеров. «Я им не доверяю», – заключил переводчик и предположил, что CCO намеренно ввела нас в заблуждение насчет продолжительности перехода, чтобы дать шанс местным бандитам похитить нас ради большого выкупа.
Я не знал, кому верить. Причин для тревоги действительно было очень много. Каждая из вооруженных групп, с которыми мы могли встретиться в этих водах, объявляла, что принадлежит к силам правопорядка. Но эксперты практически каждый раз доказывали, что это неправда.
Предзнаменования неудачи (и нежелательности) этого выхода в море появились задолго до того, как он осуществился. Еще до прибытия в Пунтленд я нанял местного помощника-фиксера, который должен был выполнять обязанности проводника и просчитывать логистику нашей поездки. Это был хорошо образованный молодой сомалиец, он жил в другом районе страны, но часто посещал и хорошо знал Пунтленд. Его рекомендовал мне друг, работавший в ООН. У молодого человека были хорошие рекомендации, после электронной переписки и нескольких телефонных разговоров он казался мне надежным.
Мы договорились, что за $2500 он поедет со мною в Пунтленд и будет моим главным гидом. Власти Пунтленда настаивали, чтобы меня сопровождал их переводчик, который будет в первую очередь обеспечивать мою безопасность. Они не возражали против того, чтобы я взял с собой еще одного переводчика. Я рассчитывал, что именно это будет делать мой фиксер.
Но уже в Сомали я узнал о своем проводнике кое-что новое, что не проявилось в ходе наших кратких телефонных разговоров. Прежде всего, чуть ли ни на каждый вопрос он отвечал энергичным «Абсолютно! Сто процентов!», даже если было очевидно, что дело обстоит не так. «В нашем отеле точно есть интернет?», – спросил я его. «Абсолютно! Сто процентов!» (В отеле имелось только электричество.) «Мы можем без официального разрешения попасть в порт и выйти в море?» «Абсолютно! Сто процентов!» (Вскоре после этого мы вернулись в отель и представитель местной власти посадил нас под домашний арест.)
Вторая проблема заключалась в том, что гид страдал тяжелым заиканием, усиливавшимся в напряженной обстановке, а в Пунтленде мы попадали в нее то и дело. Особенно сильно он заикался в те минуты, когда предстояло погрузиться в рыбацкие лодки и отправиться в наш неудачный вояж на сторожевой корабль CCO. В последний миг гид повернулся ко мне и с болью в глазах сознался, что очень боится плыть и с самого начала собирался остаться на берегу. «Вы уверены, что без вас нам не будет грозить опасность?» – спросил я его перед самым отплытием. «Абсолютно! Сто процентов!» – ответил он, не задумавшись ни на секунду.
Через несколько часов, сидя в пляшущей на волнах лодке, я перебирал в памяти все эти предзнаменования и с тревогой думал, не допустил ли я ужасной ошибки. К тому же я потащил с собой в поездку молодого фотографа Фабио Насименту, и теперь меня мучили опасения, что мои наивность и тщеславие могут в итоге обернуться страшными последствиями.
К моему облегчению, минут через 20 Мохамед все же сумел вернуть мотор к жизни. Наш малочисленный караван направился обратно, в пунтлендский порт Босасо. Мне так и не удалось попасть на сторожевик CCO, и в искренность этого приглашения на катер я, задним числом, уже не верю. У меня сложилось впечатление, что дела в Сомали вряд ли «идут на лад», как не раз говорили мне разные люди, и что в действительности здесь куда больше испорчено, чем налажено. Как и местные жители, я не мог однозначно отделить бюрократов от бандитов, полицейских – от преступников.
Однажды мне дали совет: чтобы понять Сомали, лучше не думать о ней как о дееспособном государстве, потому что она таковым не является. Иностранцы благодаря кинофильмам и телерепортажам представляют себе Сомали как регион, где вооруженные до зубов люди умирают от голода. В терминологии ООН – это «несостоятельное государство». Для тех, кто знает ситуацию изнутри, Сомали – группа разобщенных анклавов. Это состояние стало особенно заметным после гражданской войны 1991 г. В Могадишо сидит слабое федеральное правительство, которое управляет даже не всем городом, не говоря уже об остальной стране.