Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

Сейчас Богданов создает группу «Вперед», призывая соратников готовиться к новому революционному подъёму. К нему вот-вот примкнет Красин, но пройдет совсем немного времени, и оба то ли поправеют, то ли поумнеют, но от партийной суеты отойдут навсегда.

Если отбросить пропагандистские благоглупости советского периода о принципиальнейших заблуждениях товарищей Богданова и Красина, то в сухом остатке остается простой и очевидный факт: лидер-Ленин конкурентов таки выдавил.

Плохо это? Как это может быть плохо, коль скоро такова природа любого лидера. Кто-то своего соперника не может не критиковать, а кто-то не может не объявить его врагом народа, что на полставки подрабатывает германо-нигерийским агентом, а сам готовится перестрелять все советское правительство из рогатки.

По этому поводу память переселенца услужливо извлекла подходящую рифму:

  Пока Земля еще вертится —
  Господи, твоя власть! —
  Дай рвущемуся к власти
  Навластвоваться всласть,
  Дай передышку щедрому,
  Хоть до исхода дня,
  Каину дай раскаяние,
  И не забудь про меня.

Эти стихи еще не написаны, зато есть другие, призывающие к борьбе за свободу. Сдобренные простенькой мелодией, эти строки возносят сторонников левой идеи к небесам.

  Смело, товарищи, в ногу!
  Духом окрепнем в борьбе,
  В царство свободы дорогу
  Грудью проложим себе.

Кажется, взявшиеся за руки, и речитативом проговаривающие эти строки, вот-вот вознесутся к таким высотам, откуда им откроются все тайны мироздания. Главное в другом — наконец-то можно будет раздать всем счастье.

Такое же единение душ ощущали наши предки, что ритмично притоптывая у костра, вращали нанизанные на копья куски мамонтятины.

Позже в религиозный экстаз впадали шугающиеся по пещерам сторонники раннего христианства.

А что будет потом?

Ответа на этот вопрос никто из ныне живущих не знал, но каждый, кто хоть раз погружался в то особое состояние единения душ, был уверен — впереди безграничное счастье.

И снова вопрос, а что будет потом? Нет, не в заоблачной дали, а после того, как власть упадет в руки революционеров-ленинцев? А вот тут выяснится первая пикантная особенность — глупый народ к счастью не стремится. И опять ошибка — от счастья-то он не отказывается, но понимает его совсем не так, как его видят единственно искренние и принципиально непогрешимые служители идеи равенства и свободы.

С этого момента начнется не столько грустное, сколько страшное — неразумно упирающихся начнут гнать в светлое будущие. При этом новым гонителям будет по барабану, что поведение человека накрепко прошито в его геноме. Здесь кроется и сострадание к ближнему, и страстное желание этого ближнего «обуть» до исподнего.

Есть еще одна составляющая нашего поведения. Имя ей культура. Но и эта субстанция, меняется крайне неторопливо. И не так глубоко, как хотелось бы воспитателям человека коммунистической формации.

Если посчитать, что изначально большевики не знали реальной роли генетики и культуры, то логично предположить, что с годами, с накоплением жизненного опыта, этот пробел был ликвидирован. Осознавшие свои заблуждения, частью отошли в сторонку, частью просто жили, произнося ритуальные слова, а вот фанатики так и уши из жизни с горькой мыслью: «Глупый народ их не достоин».

Если же вдумчиво проанализировать поведение властных элит позднего СССР, то становится очевидным — самый печальный сценарий подтвердился.

Федотов вспомнил Розалию Землячку, с ее маниакальной жестокостью. В его мире аналогом этой сумасшедшей стала мадам Хакамада, забубнившая: «Воркутинские шахты закрыть, а шахтеров с тундру собирать грибы». Фраза звучала несколько иначе, но смысл был еще безжалостнее и бессовестнее. Не случайно ее «партийная» кличка звучит изумительно матерно.

Не лучше смотрелся товарищ Троцкий. Сейчас этот крендель на всех углах поносит Ленина за пренебрежение к марксизму, а завтра станет демоном революции, которому марксизм до одного места.

Вспоминая встречу с Владимиром Ильичом, воскрешая в памяти его слова и реакции, Федотов радовался, что не полез к нему сразу после переноса.

Мало того, что в то время, он был попросту не готов внятно сформулировать претензии к марксизму, он и близко не осознавал, до какой степени его представления о добре и зле расходятся с таковыми у товарищей революционеров. Правильнее сказать, представления о добре совпадали, зато пути его достижения и практические формы справедливого мироустройства, расходились кардинально.

Тогда он еще не понимал, что самые последовательные и искренние сторонники идеи социальной справедливости, одновременно такие же последовательные догматики и фанатики, и перелицевать их сознание задача не только крайне затратная, но и невозможная.