«Неужели в будущем провели эту реформу, и Федотов пишет по тем правилам? Сколько же тогда лет они прожили в будущем, и как они туда попали?» — эти вопросы тут же вызвали целый сонм воспоминаний о дурацких словечках и нелепых афоризмах. Федотов почему-то называл их военно-морским юмором. От осознания очередных несоответствий, на душе вновь поднялась тревога.
Ответа пришлось ждать до вечера, и едва Федотов переступил порог, как был накормлен и тут же препровожден в «пыточную», коей оказалась его собственная мастерская. «Вот и проявляй заботу о ближних. Делай для их блага звуконепроницаемые двери», — ворчал про себя переселенец, но на допрос шел с гордо поднятой головой.
А вот дальше все пошло совсем не так, как предполагала Нинель. Во-первых, Федотов демонстративно наполнил две рюмки «антидепрессантом», во-вторых, на вопрос, как он со Зверевым попал в будущее, она услышала совершенно не тот ответ, на который рассчитывала:
— А кто сказал, что мы туда попадали? — в голосе ее мужа сквозило неприкрытое ехидство.
— Но ты же сам вчера сказал…, - не окончив фразы, Нинель растерянно замолчала.
— Я говорил, что этот плеер Зверев купил в две тысячи четвертом году, но я не утверждал, что мы туда попадали.
— Ты ведешь себя сейчас как мальчишка! — начала терять терпение женщина.
— Молодость кончается с первой беременностью, поэтому мужчины никогда не стареют, — наезд жены Федотов парировал очередным афоризмом из будущего.
— Федотов, опять этот твой босяцкий юмор. В конце концов, это неприлично.
— Тут ты не права, просто так люди разговаривают, — попытался выкрутиться переселенец, но увидев подозрительно заблестевшие глаза, тут же стал отрабатывать, — Нинель, ты понимаешь, тут такое дело. В общем, мне очень трудно все объяснить, но дело в том, что мой племянник Иван, ну, как бы это тебе сказать. Одним словом, Ванька нашему Кириллу приходится родным прадедом. Вот.
И фраза и ее содержание получились настолько нелепыми, что некоторое время Нинель не могла сообразить, что это значит.
— О Боже! Что же теперь будет!? — неподдельный страх на лице жены, показал, что опасения Федотова были не безосновательны. Надо было срочно спасать положение.
— Родная, да что тут особенного? Обыкновенный перенос во времени, — зачастил «бывалый» переселенец, — всего-навсего спонтанный прокол пространственно-временного континуума.
Нинель не была набожной женщиной, но, как и всякий житель этого времени, религиозные ритуалы были ей не чужды и… В молитвах Федотов был не силен, но призыв спасти и уберечь от нечистого ее единственного ребенка он расслышал вполне явственно.
— Нинель, ты же умная женщина, — начал Борис с интонациями патологоанатома, — умная и красивая, и вдруг поддалась суевериям. Ты лучше спроси, из какого мы времени, и в каком году родились, — для убедительности переселенец осенил себя крестным знамением, — вот видишь, и серой не пахнет, — при этом Федотов пару раз втянул в себя воздух, как это делал блохастый барбос Тузик.
Человек будущего знал, что запущенная им ориентированно-исследовательская реакция эффективно гасит агрессию и панику, а поэтому с удовлетворением услышал, что он закоренелый безбожник, и вместо того, чтобы пугать несчастную женщину, ему надо было сразу сообщить самое главное, а не молоть ерунду, и быстренько поведать ей из какого они времени, и кем они там были, и….
Рассказ получился сумбурным. Узнав о переносе из конца две тысячи четвертого года ровно на одно столетие в прошлое, Нинель высказала естественное предположение о Божьем промысле, на что Федотов возразил, что такими числами боженька не оперирует. Ему подавай дни творения, и вообще десятичная система это изобретение хомо сапиенса. А если всерьез, то кто сказал, что они попали в прошлое своего мира, а не в параллельную реальность? Несчастная женщина стойко выслушивала федотовские бредни ровно до того момента пока, тот не ляпнул, что Бог создал вселенную за неделю, и поэтому Всевышнему свойственны числа кратные семи, в то время, как вселенная описывается двенадцатью измерениями, и это число не семь без остатка не делится.
На этом Нинель потребовала прекратить нести вздор. И вообще, ей теперь очевидно, что в своем родном времени Федотов был жалким несостоявшимся человечком, коль скоро он до сих пор не обратил внимания на наличие ДВЕНАДЦАТИ измерений!
— Не понял, причем тут двенадцать? — искренне удивился переселенец.
— При том, дорогой мой, что Бог сотворил мир за шесть дней и твоих измерений приходится ровно по два на каждый день Создания.
— М-да? А разве он создал мир не за неделю?
— Нет, не за неделю, а за шесть дней. Седьмым днем было воскресенье.
Подивившись логике и глубине познаний любимой, Федотов вспомнил, что с женщинами лучше не спорить, ибо чревато, зато достал приготовленные на службе эскизы женских силуэтов в мини юбках и туфельках на шпильках.
А вот тут Федотов попался по крупному — женские наряды, это вам не теория струн с черной материей, и кротовыми норами, в этом надо всерьез разбираться или молчать, как рыба об лед.