Против ожидания Нинель ни на мгновенье не усомнилась в наличии таких нарядов, хотя поначалу они ее шокировали. Впрочем, Нинель рассудила здраво — дурного женщины носить не станут, а что сегодня они непривычны, так это дело времени. Федотов даже заподозрил, что его жена успела прикинуть, как бы чудно смотрелись в таких нарядах ее стройные ножки, иначе с чего бы на него посыпался град вопросов, на которые он в принципе не имел ответов. Единственно, что он знал доподлинно, так это о колготках. Идея этого предмета женского туалета легла на благодатную почву, но на все вопросы, касающиеся женских шляпок, тканей, ленточек с выточками и прочего, прочего, прочего Нинель в основном слышала одни междометия. В конце концов, Федотов посоветовал жене все это выспросить у Зверева, который, по мнению Бориса, был большим специалистом по части женской одежды. Зря он это сделал.
— Федотов, как я могу обратиться с подобными вопросами к молодому мужчине?
— Э-э-э, а что в том особенного?
— Как что особенного!? — возмутилась Нинель. — Вы в своем будущем совсем стыд потеряли? Ты лучше подумай, что будет, когда Дмитрий Павлович узнает о моем посвящении в вашу тайну.
— Да ничего особенного, на крайняк назовет меня чудаком на букву «М».
— ?
— Нинель, это очень неприличное слово.
— Я так и думала. У вас что ни слово, то сплошное непотребство. Борис, ты специально мне морочишь голову нарядами? — прикусив нижнюю губу, Нинель пристально посмотрела мужу в глаза.
Федотов понимал, что предыдущий треп был не более чем прелюдией к серьезному разговору, и все же вопрос застал его врасплох.
— Ты о будущем? — на всякий случай уточнил переселенец.
— У тебя есть сомнения?
Машинально помешивая давно остывший кофе, Федотов размышлял с какой стороны подъехать. Обижать жену недоверием не хотелось, но рассказывать о предстоящих событиях было еще большей глупостью. По сути, предстоял выбор между плохим и очень плохим.
— Нинель, пойми, мы самые обыкновенные люди. Я был инженером, Зверев тренировал борцов, а Мишенин занимался математикой. О путешествиях во времени у нас писали только фантасты, а машин времени не существовало даже в теории. Теперь о наших знаниях истории. Согласись, что о событиях столетней давности, например, о царствовании Павла Первого ты знаешь поверхностно. Основные даты, с полсотни имен, кое-какие произведения, но о подковерной драке или о международных проблемах ты ничего толком не знаешь, я прав? — дождавшись утвердительного кивка, Борис продолжил. — Примерно такой же положение и у нас.
Поднявшись с кресла, Борис пару раз прошелся туда-сюда. Он ни минуты не сомневался, что Нинель сейчас пытается вспомнить, что же ей известно о той эпохе и удивляется мизерности своих знаний. Признав правоту Федотова в одном, ей будет проще согласиться с остальным. Для этого потребовалась пауза.
— Теперь представь, что ты оказалась в той эпохе и случайно заикнулась о предстоящей гибели Павла. Скажи, ты хотя бы примерно представляешь, какие против тебя будут брошены силы, и сколько часов ты проживешь? — судя по побледневшему лицу, Нинель была в курсе слухов об истинных причинах гибели Павла Первого. — Вот поэтому, дорогая моя, я был бы последним дураком, если бы стал рассказывать тебе о грядущих событиях.
— Борис, на Николая будет покушение!? — голос выдал неподдельное смятение женщины.
— Да кому он нужен?! — Федотов небрежно махнул рукой.
— Но ты же сам говорил о Павле, и я…
— Нинель, вот поэтому я с удовольствием расскажу тебе, как там живут люди. Ты узнаешь, какие у нас дома и магазины, как можно за час долететь от Москвы до Санкт-Петербурга, но об исторических событиях ты узнаешь только то, что я посчитаю возможным тебе сообщить, и это не обсуждается.
Осознав, что спорить бесполезно, Нинель задала давно мучавший ее вопрос:
— А люди у вас счастливы?
— Нет, конечно, — при этом прилагательное «конечно» прозвучало позорно буднично, — ты знаешь, только пожив в этом мире, я стал догадываться, что счастье в общепринятом смысле, скорее всего, не достижимо. Понимаешь, Нинель, все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось сторонникам социальных перемен, да и мне, если честно.
Федотов поведал, что жители некоторых «успешных» стран его мира могли всю жизнь прожить на социальное пособие. Они не голодали, имели кров, но счастливыми назвать их было бы издевкой. А еще Федотов припомнил диалог из Стругацких: