Охмор (СИ)

Её гнев такой мощный, а жажда отмщения так сильна, что приходиться давать Китнисс отпор, она совершенно не умеет управлять своим гневом: «Гнев Китнисс Эвердин» едва до тла не спалил Капитолий четырнадцать лет тому назад:

— Китнисс, ты не права-моя мать любила меня, — говорю с жаром я.

— Нет, Пит, она избивала тебя и ты очень страдал, — с жаром возражает мне Китнисс.

— Да, — вынужден признать я, — но это была моя мама (я редко называю в разговоре с женой свою мать «мама»), нет, я ее не оправдываю…

Китнисс с жаром меня перебивает:

— Пит, так нельзя, это неправильно, ты слишком добр, нельзя забывать зло…

— Нет, Китнисс, не будь у меня такой матери, я не смог бы выстоять на Арене, вырос бы более слабым, — убеждаю ее я.

— Но ты же не думаешь, что бить детей это правильно, — спрашивает Китнисс.

— Нет, я этого не говорил, ты не поняла, — отвечаю своей жене.

— Нет, Пит, это ты ничего не понимаешь, тебя избивала твоя мать и это было зло и ничего хорошего это не принесло, зло порождает только зло, — спокойно, но убежденно говорит Китнисс.

Мы спорим, я не соглашаюсь и тогда рассказываю, как они вдвоём, Китнисс и моя мать, пекли вместе пирог, Китнисс изумляется и спор о моей злой матери прекращается:

— Мы пекли пирог? Как это можно понять Пит? — спрашивает Китнисс.

И я отвечаю, что это отражение моего сомнения и моего желания, сомнения порождены тем, что мама всегда экономила и не позволяла лишнего не только нам, детям, но была жестка к себе самой, очень жестка, поэтому запретила отцу покупать очень дорогие ягоды, которые с детства были единственным, что приносило тепло и умиротворение в ее душу: я рассказываю Китнисс, что ни разу в свой день рождения мама и пальцем меня не тронула, а в мой собственный могла хорошенько отлупить, это правда.

Китнисс страшно сомневается, она ещё не догадывается, что я попрошу ее сделать сегодня, после того, как я объясняю, что пирог с зайчатиной, которые якобы пекли мама и Китнисс, это мой собственный страх, что Китнисс не захочет испечь такой пирог вместе со мной.

— Пит, я отвратительно пеку, ты же прекрасно это знаешь, — жутко обижается на меня Китнисс, она глотает от отчаяния слёзы, но я настойчив, я должен настоять на своем:

— Мы сделаем это вместе, ведь именно зайца ты вчера и принесла, не белок и не кроликов. Не бойся, я буду рядом, помогать тебе.

Наконец Китнисс капитулирует, я прекрасно умею добиваться своей цели, если убежден, что это необходимо. И мы с Китнисс выпекаем пирог, вдвоём делаем тесто, кладем туда дюжину яиц, Китнисс режет мясо, вместе делаем начинку, я раскатываю тесто, она жутко трусит, что она всё только испортит, но доверяет мне и поэтому подчиняется.

Проходит час с небольшим и пирог готов, и Китнисс изумляется еще больше: такого вкусного пирога она еще не пробовала, но самое главное, что в его приготовлении не только моя заслуга, но и ее, мы всё делали вместе и поэтому у нас всё получилось (пирог с зайчатиной раньше выпекался «средненьким» у меня самого, а тут — пальчики оближешь).

На следующий день мою правоту подтверждает Хеймитч, когда заявляется внезапно и за завтраком трижды просит добавки пирога:

— Солнышко, ты просто не в курсе, раньше пирог с зайцем Пит готовил ужасно.

— Вы что сговорились? Я не умею печь пироги, вам ясно, — сердится Китнисс. Хеймитч со смеха чуть со стула не падает:

— Ты хочешь сказать, это я его выпек?

И Китнисс приходиться признать, что на вопрос «Умеет ли Китнисс Мелларк вкусно испечь пирог с зайчатиной?», правильный ответ: «да».

***

Три месяца спустя.

Китнисс ушла в больницу, для чего говорить не хочет, но и я не спрашиваю особо, догадываюсь. Я разговариваю по телефону целый час с Аврелием, он доказывает мне, что охмора у меня больше нет, я совершенно здоров, все анализы за последние два с половиной месяца уверенно это доказывают, затем я прошу его совета, моя жена последнее время ведёт себя немного странно: накидывается на меня ночью, как хищник и наша близость превращается в какое-то сражение в постели, она провоцирует на агрессию меня и обычно своего добивается, Аврелий признается, что он недавно напоминал Китнисс, что раньше, десять и более лет назад «блестящие воспоминания» плотно ассоциировались в моем мозгу с темой секса Китнисс с другими мужчинами, Аврелий говорит, что одобрил такую тактику, чтобы лишний раз убедиться в «аннигиляции последних проявления охмора». Я сержусь, говорю, что напор Китнисс в сексе воплощает ее фантомные фантазии охотницы-девственницы, Аврелий надо мной смеется, говорит, что девственности ее лишил я в двадцать лет, я возражаю, что это архетипные фантазии, а Аврелий советует мне меньше читать книги по психологии, а уделить внимание совсем другому разделу медицины, я понимаю его намек и смеюсь в ответ.

Не успеваю я положить трубку, как ощущаю присутствие Китнисс, она, как всегда, незаметно подкралась и уже хочет обнять меня сзади, я говорю:

— Китнисс, я давно знаю, что ты тут, — и она, фыркнув, неслышно ступая подходит вплотную ко мне.

— Как догадался? — и жена, стоя позади меня, запускает руки в мои волосы.