Они загнали меня в ловушку. Я болталась посреди замкнутого лодками треугольника, поворачиваясь то туда, то сюда, в отчаянии всматриваясь в каждое из жутких, подсвеченных фонарем лиц. От них – ни слова. Они даже смотрели на меня без злости. Просто наблюдали, разве что малость любопытствуя, бесстрастно, словно я была законной добычей, редкой рыбиной, которую посчастливилось поймать. Сама не зная зачем, я подняла руку, словно прося вытащить меня из воды, все еще надеясь, что в ком-то из преследователей сохранились остатки человечности, – но никто не ухватил мою мокрую руку.
Наш план был безумен, со мной все кончено. Руки и ноги замерзли, устали, сил почти не осталось.
И в этот близкий к отчаянию момент далеко на берегу вспыхнул свет. Пронзительно-яркий свет. Моему измученному уму представилась Вифлеемская звезда, чудо, явившееся в Рождество. Потом я сообразила: это ярко-белый фонарь «Сароса».
И, подобно Вифлеемской звезде, он указывал путь. Подобно Вифлеемской звезде, он загорелся на востоке, мне туда и надо было плыть. Только одно от меня и требовалось: следовать за лучом.
Внезапно ощутив прилив сил, я метнулась в сторону и поднырнула под лодку Генри, погрузилась в темную холодную пучину, отчаянно заработала руками и ногами. Вынырнула по ту сторону – ничто, кроме свободной глади вод, не отделяло меня от путеводной звезды.
Я плыла к берегу, пока мышцы не свело и легкие не вспыхнули огнем. За спиной был слышен рокот лодочных двигателей. Я не смела обернуться, понимая: стоит потерять хоть секунду, и они догонят, лодки накатят на меня и утопят. Я заставляла себя смотреть только вперед. Лишь бы добраться до берега, лишь бы добраться… Наконец-то колени царапнула галька. Я выдернула себя из воды, теперь гидрокостюм тянул меня вниз, с меня ручьями стекала вода. Я стояла в маленьком холодном протоке, ноги превратились в ледяные глыбы. Кое-как я заковыляла вверх по течению протока, неважно, куда он ведет, лишь бы подальше от тех фонарей, лодок, голосов. Я брела, сама не знаю, как долго, а звезда «Сароса» все время сияла впереди и вела меня, пока я не попала в широкий залив. С другой стороны залива донесся громкий рев, и я двинулась туда. Вдруг за спиной послышалось хлюпанье – и из темноты на меня выскочил Генри, луч его фонаря стремительно рыскал во все стороны. Я повернулась, побежала, и широкий луч его фонаря высветил впереди, в нескольких шагах от меня, белую стену брызг.
Это был водопад.
Я узнала Конрадову падь; над водопадом светил «Сарос».
Теперь я знала, что Шафин и Нел не бросили меня. Они ждали, как верные друзья, в том самом месте, где мы ночью условились встретиться: повыше водопада на мосту, по которому некогда проводили вьючных лошадей, это самое близкое к озеру место, куда можно было доехать на машине. Шафин и Нел собирались приехать на ланч в «Лендровере», а затем оставить его над водопадом, подготовить мне путь к отступлению. Нел – вот уж шкатулка с сюрпризами – успела оформить водительские права (сдала экзамен в 17 лет и получила от отца на день рождения новенькую «Мини», перевязанную ярко-красной ленточкой). На карте в комнате управляющего мост был нарисован практически вплотную к берегу озера, но мы не сделали поправку на
Я подобралась как можно ближе к водопаду, к самому его краю. Через водопад немыслимо было пробиться, напор воды смыл бы меня, так что я стала высматривать сбоку от потока камни, упоры для ног. Я понимала, что Генри последует за мной, он не мог отпустить меня теперь, зная, что я знаю все. Но все же облегчение – пока он будет карабкаться, как и я, на обрыв, он по крайней мере не сможет подцепить меня своим подлым крючком. Придется ему бросить удочку и хвататься обеими руками.
Этот подъем был, наверное, самым трудным и опасным, что мне довелось делать в жизни. Руки и ноги оледенели. Я то и дело резала их об острые камни и жесткий можжевельник и даже не замечала этого: из-за холода эти ранки не кровили и не болели. Гидрокостюм сковывал движения и в то же время защищал меня – не только от воды, но и от самых острых камней. Генри двигался медленнее, чем я: я была меньше и легче, к тому же я давно избавилась от всей рыбацкой одежды. Промокшее снаряжение тянуло Генри вниз, тяжелые сапоги скользили на камнях, а мои босые ноги – нет. У меня появилось преимущество, и тем лучше: если Генри схватит меня прежде, чем я доберусь до друзей, мне конец.