Охота

Теперь-то я была уверена, что мне вовсе не понадобится тайно лежавшая в рюкзаке вещь. Ужасно лень было это напяливать, когда я уже понимала, что никакая опасность мне со стороны Генри не грозит. Мы еще порыбачим, потом ужин, а завтра днем все вернемся в школу. Главным образом, чтобы Шафин перестал так свирепо таращиться на меня – только ради этого, а не из каких-то других соображений, – я извинилась и ушла в туалет, в соответствии с первоначальным нашим планом. Зашла в будочку с полным рюкзаком, а вышла с пустым.

Глава 28

Предвечерний свет над озером был очень красив.

Пока мы шли по гальке к причалу, Генри держал меня за руку. Я вовсе не мерзла, множество слоев одежды уберегало меня от холода, и, хотя двигалась я немного скованно, прогулку это не портило. Единственное, что портило этот идиллический фильм, в который я вдруг попала – «Дневник памяти»[38] или «Дом у озера»[39]? – присутствие Идеала, шагавшего чуть впереди. Мне же было обещано, что во второй половине дня мы избавимся от этой тени.

– Так он что, поплывет с нами? – спросила я Генри.

– Нет, – заверил меня Генри. – Только загрузит в лодку все, что требуется, и больше он нам ни к чему. Ты уже и сама отличный рыбак. К тому же, я думаю, нам бы надо побыть вдвоем – да?

– Да, – откликнулась я. Но я-то хотела остаться с ним наедине по другой причине: пора нам было кое-что обсудить.

Генри легко соскочил в лодку, Идеал помог мне спуститься следом. Мы уселись рядом на корме, Генри взялся за румпель. Идеал отвязал канат, и Генри запустил двигатель. Мы неспешно выплыли на середину озера. Солнце заходило, небо сделалось золотисто-розовым. Я подумала: папе бы это понравилось. На съемках это называют колдовским часом. Тот драгоценный момент под конец дня, когда очень ненадолго удается поймать самое красивое освещение, самое лучшее для съемок. Я столько раз видела папину работу – оленя у воды, похожего на того, которого я убила, скворцов, цвирканье которых похоже на шорох бисера на сшитом моей мамой платье. Впервые я поняла: колдовской час так прекрасен именно потому, что он – последний. Он драгоценен, потому что день умирает.

Далеко позади нас Средневековцы рассаживались по лодкам, но мы довольно сильно их опередили. Фактически Генри и я остались одни посреди темнеющего озера. Солнце уже совсем близилось к горизонту, вода тоже приобрела изумительный алый оттенок.

Словно кровь, подумалось мне вдруг.

Температура падала, окружавшие нас горы начали темнеть, как застарелый синяк. Вдоль борта на носу лодки были аккуратно выложены удочки и приманки, но ни один из нас даже не пытался взять их в руки. Сцена, казалось бы, романтичная, однако что-то в ней было и зловещее. Не Хелен и Леонард в «Говардс Энд»[40], а скорее Фредо и Нери в «Крестном отце-2»[41]. Молчание меня пугало.

– Итак, – заговорила я, не зная, с чего начать. – Вот мы и тут. Только вдвоем.

Он обернулся ко мне и взял за руку, словно тоже хотел о чем-то серьезном поговорить. Большим пальцем он провел по моим пальцам, по тыльной стороне ладони, по запястью.

И наткнулся на жесткий манжет костюма для подводного плавания.

Я посмотрела на Генри, он посмотрел на меня.

И в этот момент мне все стало ясно.

В точности как в «Первобытном страхе», когда в одно мгновение Эд Нортон из ангелоподобного мальчика-алтарника превращается в маньяка-убийцу. Ему даже ничего не надо говорить, достаточно изменившегося взгляда. Следите внимательно, и вы это увидите. За этот взгляд Эд Нортон был номинирован на «Оскар» – это и на экране достаточно страшно, а я видела, как это происходит с Генри де Варленкуром взаправду, и поняла, что он собирается меня убить. Я безусловно и сразу поняла, для этого не требовалось ни слова: все правда. Все это – «ОХОТЪ СТРЕЛЬБЪ РЫБАЛКЪ».

И тут-то я испугалась по-настоящему.

Что, если Шафин понял и принял мои намеки за ланчем и отказался от нашего плана? Я подала сигнал к отступлению, Шафин разочарован во мне. Может быть, подумал, что меня не стоит спасать? Вдруг он и Нел попросту вернулись в Лонгкросс, пакуют чемоданы и забыли обо мне?

Я смотрела в льдистые глаза Генри и понимала: сейчас я совершенно одна.

Собралась с духом, готовясь к неизбежному.

Секунда растянулась на столетие. Потом Генри придвинулся ко мне, вытянул руку. На миг мне почудилось: он передумал, он обнимет меня и притянет к себе – но нет, он резко выбросил руку вперед и толкнул меня, сбросил за борт.

Вода оказалась ледяной. Никогда в жизни не было так холодно. Шок мог бы убить меня сразу, если бы не туз, который Генри обнаружил в моем рукаве: буквально в рукаве. Костюм для подводного плавания спас меня.

Этот костюм я заприметила еще в первый вечер в кладовке, он валялся среди удочек, словно сброшенная кожа.

И накануне мое подсознание снова зарегистрировало этот костюм, пока я спорила с Генри насчет вызова «скорой». Утром, едва забрезжил день, я первым делом стащила костюм. Я натянула его на себя в туалете после ланча, молясь, чтобы Генри не заметил, как я вдруг раздалась.