Страх подгонял меня, и все же я заставляла себя соблюдать осторожность. Если потороплюсь, поскользнусь и упаду, попаду как раз в лапы Генри. А когда я забралась повыше, то поняла, что существует угроза пострашнее даже Генри: обрыв был столь высок, что, оступившись, я бы заведомо погибла – упав с такой высоты, не имеешь ни малейшего шанса уцелеть. В голове моей вертелись два слова, латинский девиз школы: Festina lente – «поспешай не торопясь». Я заставляла себя высматривать надежную опору ногам, подходящие зацепки для рук в застывшей грязи, что не так-то просто, когда в лицо тебе бьют ледяные струи. Поднимаясь все выше, я припомнила, как Генри объяснял мне стремление лосося – неумолимо, через самые крутые водопады, только вверх по течению, пока не достигнет тех мест, где ему предстоит оплодотворить икру и продолжить свой род. Рыба на все отважится, лишь бы выжить.
И я тоже.
Наконец я поднялась к вершине водопада и увидела мост для лошадей – прежде я видела только его изображение, тонкую черную дугу на карте, размером с обрезанный ноготь, а на самом деле это была массивная каменная радуга, обхватившая в свете луны реку. Мост был конечным пунктом моего пути, там сияла яркая звезда Вифлеема. Как только я добралась до берега над водопадом, свет «Сароса», как мы и договорились, погас и остался лишь свет луны.
Генри поднимался следом за мной, и я обернулась к нему. Олень загнан, подумала я, глядя на него, стоявшего по колено в бушующей воде. Его фонарь давно выключился, мне понадобилось несколько секунд, пока глаза привыкли к темноте. Генри промок и запыхался, но его волосы все так же серебрились при свете луны, глаза ртутно сверкали. Я бы предпочла увести его подальше от шума водопада, но он стоял прямо над вертикальным потоком. Нам пришлось кричать, чтобы расслышать друг друга, но для нашего плана это, пожалуй, было даже кстати.
Генри заговорил первым.
– Я собирался пощадить тебя, Грир! – прокричал он. – Только для тебя сделали бы исключение. Я даже поговорил об этом с ребятами. Мне казалось, ты понимаешь. Мне казалось, ты полюбила Лонгкросс.
– Полюбила, – ответила я. Нужно было его разговорить. – Так и есть.
– А потом Идеал застал тебя ночью в библиотеке, с охотничьими журналами…
– Значит, он все-таки видел нас! – воскликнула я не удержавшись.
– Разумеется, – сказал Генри. – Он – егермейстер. Выслеживать зверя – его работа.
Я не отреагировала на оскорбление, и он продолжал:
– Так я узнал, что ты перешла на их сторону, на сторону тех, кому не место в школе, кто думает, будто может стать одним из нас, но на самом деле – никогда не станет. Ты перешла на сторону дикарей. – Он пожал плечами. – Что ж, завтра охотничьи журналы уже будут в другом месте. Всего-то и надо – хорошенько их спрятать. Теперь уж мы не будет оставлять улики на виду.
– Почему же Идеал не пристрелил нас на месте? – спросила я. – Мог бы всех нас убрать, и дело с концом.
Ответ был мне известен, но нужно было услышать его от Генри.
– О, Грир, ты так ничего и не поняла? Даже ты, умница, стипендиатка! Нам нужно, чтобы это выглядело как несчастный случай, неужели не понимаешь? Иначе нам бы это не могло сходить с рук – раз за разом и так долго. Все потому, что любую неприятность списывали на несчастный случай. Даже смерть.
Меня и так уже трясло, и казалось, холоднее уже не может быть, но оказалось, что может. От его слов мороз пробежал по коже.
– Значит, случалось и такое? Люди погибали?
– Разумеется. Случалось и погибали. – В голосе его звучало удивление, как будто сам вопрос показался ему неуместным. – В разные годы – не так уж мало набралось. И все это были «прискорбные несчастные случаи». С детишками из семей, которые не могли тягаться с нами. Сынок какого-то грошового африканского королька. Его родители не посмели предъявлять претензии английским аристократам. Была у нас однажды до тебя и стипендиатка, тоже погибла, а ее семье денег не хватило на расследование. Доктор Моранд выдал свидетельство о смерти, а мой отец уладил все с коронером и шефом полиции – они оба тоже приезжают пострелять, знаешь ли.
– Еще бы, – сердито проворчала я.
– В былые времена все было легче. Моему отцу, деду, прадеду.
Я с трудом сглотнула. Все эти светловолосые мальчики, чьи портреты в серебряных рамах красовались на пианино. Все выросли убийцами.
– И давно это продолжается?
– Начало традиции положил Конрад де Варленкур. Наверное, ему здесь недоставало охоты на дикарей, и он отыскал других дикарей прямо у своего порога. А еще он подобрал людей схожих убеждений, и они основали традицию. Традиция ведь очень важна – ты согласна, Грир? Мы все нуждаемся в порядке и преемственности. Думаю, Конраду понравилось бы, что ты встретишь свой конец здесь, у Конрадовой пади. У водопада, названного его именем.
Меня сильно трясло, я не могла с этим совладать.
– Значит, сейчас я умру?