Охота

– Надеюсь, ты чему-то научилась за последние сутки, дорогуша, – сказал великан. – Я очень не люблю, когда меня пытаются обвести вокруг пальца. Еще одна выходка, и мои нервы не выдержат.

Отдышавшись, Эмма Пратт пустила горькую слезу. Без крика, без единого звука, какие все это время лишь мешали, отвлекали от ужасной правды. Она не выберется из лап монстра. Солнце никогда не поиграет лучами для помутневших хрусталиков журналистки. Она сгниет подобно коровьим фекалиям и убежит по узкой трубе, удобрив почву.

В конечном счете, может быть, этот ублюдок прав? Эмма о своей-то жизни не может позаботиться, куда ей заводить детей? Какую жизнь, кроме той нищей и по-настоящему дешевой, она сможет им дать? Никакой. Будет лучше разорвать эту порочную цепь.

Свежесть ледяной воды разогнала удушающий аммиак. Озноб сменился приступами жизни и смерти. Наступила белая полоса, за которой может все закончиться.

– Когда рождается теленок, первые дни он не может подняться на ноги, требуется время и молоко матери, чтобы кости окрепли, – говорил Джек. – С человеком происходит примерно то же. С одной лишь разницей, Эмма. И, поверь, ты ощутишь ее на себе. В науке описаны случае взращивания младенцев волками, таких детей называют Маугли, как тебе известно. Я хочу сказать то, что человек становится человеком, если его воспитал таковой. Если же его место займет животное – человек станет похожим на него. Дети-Маугли передвигаются на четырех ногах, лапах – вернее сказать. Переучить их после завершения сенситивного периода практически невозможно. Из этого получается хромой пес, промежуточное состояние между человеком и волком. Десять лет, представь себе. Первые десять лет жизни определяют, кто ты: человек или все-таки волк.

Металл скрежетал по стенам подвала. Огромные зубы Джека Паркера стучали как молоток для отбивных. Похрустев шеей, великан продолжил:

– Удивительно, правда? Природа готова повернуть вспять, на проторенную дорожку, в то время как физиологически новые преобразования формируются тысячелетиями. Именно поэтому, коровы еще не встали на задние лапы. – Джек втянул носом воздух. – Человек самый уязвимый из живых существ. Это объясняется теми новообразованиями, какие отличают нас от животных. У нас есть психика, эмоции, и поэтому битком заполненные психбольницы. У нас есть сила воли, и поэтому мы большую часть жизни ленимся, проводя за экраном телевизора, выбирая какой чертов канал дольше удержит на диване.

Эмма плакала. Каким же надо быть ненормальным, чтобы нести эту чушь! Пытка не останавливалась ни на секунду. Слова Джека Паркера текли подобно дерьму по стенам подвала.

– Человек зависим о того, кто его воспитал. От волков он научится выть на луну. От человека – чистить зубы и просыпаться по будильнику. Понимаешь, к чему я клоню, Эмм? – спросил великан. – Собака не воспитает из человека личность. Также и дети, чья судьба сломана, растоптана. Они сломают и растопчут. Для этого не надо быть даже волком, уж поверь мне.

Сверху послышался хлопок. Джек поднял голову, прислушавшись. Звук повторился. Кто-то вколачивал мяч в забор.

Великан насупился и вернулся к монологу:

– Человек противостоит природе, вместо того чтобы слиться с ней в одно целое. Мы выброшены естественным отбором на встречку, словно центробежной силой, заняв неправильное положение на крутом повороте. Наш поворот называется гуманность. Медицина, службы спасения и поддержки, детские дома. Каждый из этих элементов спасает жизни тем, кого выбросило в кювет. Из-за нашей псевдо гуманности… Псевдо – потому что мировые войны задержали развитие общества на несколько десятилетий. Так вот, из-за этого земной шар скоро треснет от невероятного числа людей. По мне, наша планета похожа на беременный живот матери. И он вот-вот лопнет. Все погибнут, передавив друг друга, – великан отдышался, даже в его могучих легких не хватало места для стольких слов. – Я буду на стороне природы, чего бы мне это ни стояло, тебе ясно? Мой вклад ничтожен. Но, если подумать, я не просто убиваю недостойных, я убиваю десятки и сотни потомков, какие толкают живот матери изнутри. А это куда ценнее.

Эмма не ела больше суток. Вот к чему привела отчаянная попытка побега. К еще большему рабству. Живот прилип к позвоночнику, обезвоживание, переутомление. Журналистка чувствовала себя выхолощенным ружьем, из которого выпустили все патроны в воздух, и теперь из дула идет дымок. Боль заполняла каждый кусочек тела. Эмма Пратт не могла поднять руки, мышцы и связки были повреждены, надорваны, и оставалось совсем немного, чтобы кости издали последний хруст.

Ей было плевать на слова Джека. Плевать на этого мудака, сотворившего с ней такое. Она согласилась гнить. Сдалась.

– Запомни вот что, Эмм, – сказал Джек. – Веди себя, как следует, и я сдержу обещание. Ты получишь шанс уйти отсюда. Я буду кормить тебя, и позволю окрепнуть. Но моя рука не дрогнет, если придется прикончить тебя раньше времени.