Охота

Разглядывая брата, Канн думал лишь об одном. Поскорее закончить. Круг должен замкнуться, иначе он не выдержит ни дня.

– Канн! Надо убить его! У меня целая обойма. Выпустим ее в эту сволочь!

Ответа не было. Высокий мужчина смотрел на Джона без единой искорки во взгляде. Только сейчас Джон заметил, как эти двое похожи. Отец и сын. Черт!

– Вспомни! – не останавливался Джон. – Вспомни, как ты помогал мне в детстве. Если бы не ты, меня бы растоптала эта бешеная кобыла! Ты же помнишь, Канн? Ты почти каждую ночь открывал загон, чтобы я мог спать в стогу сена, а не рядом с той тварью! Ну же… Канн!

Роберт сидел рядом с Ритой. Можно было подумать, что они шепчутся, вспоминая былое. Нет. Разве что сыплют друг друга проклятиями. Но Рита и те забыла. Она была плоха. Слишком плоха.

– Возьми эту хренову пушку, Канн! Вспомни, как он обходился с тобой в детстве! Вспомни тот капкан, в который ты угодил, пока этот ублюдок охотился на нас как на тупых животных! Вспомни, как он пичкал нас своим молоком и чертовыми таблетками! Мы всегда были для него добычей, которую он выпускал из загонов весной!

Вдруг все вокруг погрузилось в тишину. Стволы деревьев перестали скрипеть, птицы замерли на ветвях, следя за семейной драмой. Ветер стих, чтобы не мешать разговорам.

Нужно было положить этому конец. Целой обоймы хватит, чтобы сердце дикого зверя остановилось. Роберт оплошал, оставшись наедине с теми, кто боялся его долгие годы. Терять было нечего. Прицелиться. Нажать на спусковой крючок. Бах!

Почувствовав что-то твердое, Канн вытащил руку. Глок. Девятый калибр.

Канн посмотрел на пистолет и бросил отцу, не отрывая взгляд от Джона, чтобы рассмотреть, как ликование сокрушается в отчаяние.

– Это было у него в штанах, – сказал Паркер-младший.

Отец подошел к этим двоим и улыбнулся:

– Молодец, сынок!

– Сука! Ты конченая сука, Канн!

Роберт наклонился к упавшему на колени поросенку, чтобы что-то сказать, но не успел. Джон собрал все, что одним ударом великан поднял со стенок его легких, и плюнул прямо в глаза, надеясь, что это был яд.

– Сдохни, сволочь! Сдохни!

Глава 47

Она спела колыбельную и укрыла малыша одеяльцем. Розовым с цветочными кружевами. Ее пышные горячие губы коснулись лба. Она была красивой. По-настоящему красивой, несмотря на возраст. Пышная грудь. Длинные волосы. Ровные зубы с симпатичным налетом. В ней все было симпатичное.

Она поднялась с кровати, глядя на сына. Спит. Она думала, что он спит. Но это было не так. Малыш любил хитрить. Закрывал глаза и долго-долго не шевелил веками, чтобы мама поверила.

Она растянула пышные губы так широко, что лицо разделилось надвое. Мальчик открыл глаза, глядя на мать. Вдруг ему стало страшно.

Женщина разбежалась и нырнула в окно. Стекло разбилось на мелкие кусочки и рассыпалось по полу. Мамы больше нет.

Роберт повторял: «Мама! Мама!» – не дотягиваясь до окна. Детские ножки резало острое стекло. Роберт не знал, почему он плачет. Он был таким маленьким, что лишь шмыгал носом, вытирая его о ладонь. Сорвав голос, он решил спуститься вниз. Папы не было дома. Мама не приходила на его крик. Надо было брать дело в свои руки, что Роберт и сделал.

Мальчик шел по лестнице, спуская одну ножку за другой. На ступеньках оставались грязные следы. Это была кровь от детских ножек. Роберт шел, оглядываясь по сторонам. Никто не остановил его, никто не взял на ручки, когда он подошел к загону.