Охота на черного короля

Те заученно ощетинились штыками.

– Снова ты?

Вадим ответил не словами даже, а выдохами:

– В черном… с трубой… высматривает!

Часовой постарше прокрякал молодому:

– А ну, Сашок, глянь…

Сашок глянул, подтвердил. Тогда оба дернули туда, паля в воздух и выкрикивая: «Кто таков? Руки в гору!»

Бестолочи… Сюртучник с трубой всосался в нутро «Олдсмобиля», взревел двигатель-«шестерка», завертелись сорокадвухдюймовые колеса… Дальше Вадим не смотрел. На него снизошло озарение. Он бросился к никем не охраняемому входу.

Перед ажурной, будто парящей в пространстве лестницей стоял еще один страж, в костюме с галунами. Его нижняя губа отвисла.

– Что такое? Что за стрельба?

– Часовые бродячих псов отгоняют, – солгал на бегу Вадим.

– А вы куда?..

– К Ласкеру! Телеграмма-молния из Берлина!

Остановит? Нет. Подумал, верно, что если те, на входе, пропустили, значит, у старикашки взаправду есть основания.

Вадим сгоряча забыл про лифт и побежал по ступенькам, одолевая одним прыжком сразу по три-четыре. Влетел в слепивший электрическим светом коридор, зацепился ногой за край ковровой дорожки, чуть не растянулся. Отдышаться… Интересно, в чьи окна заглядывал человек с пиратской трубой? Определить не составит труда. Вот номера, которые выходят на Тверскую. Вадим воспроизвел в памяти направление, посчитал двери. Наверное, эта или та, что рядом. Другие отпадают.

Администрация гостиницы постаралась засвидетельствовать увенчанным лаврами гостям наивысшее почтение. На дверях висели надраенные до блеска таблички с фамилиями тех, кто занимал соответствующие номера. Так Вадим узнал, что Капабланку и Ласкера поселили рядом. И именно за их окнами (или одного из них) наблюдал человек с подзорной трубой.

Снизу долетели голоса. Это вернулись, несолоно хлебавши, горемыки-часовые. Они переругивались, искали телефон, чтобы созвониться с начальством. К счастью, сюда никто не поднимался.

Выбраться будет непросто, но Вадим об этом еще не думал – он не разрешил ни одной загадки, пробравшись наверх. Досадно уходить с пустыми руками.

За дверью номера Ласкера слышалось шевеление. Вадим встал на колени и приник ухом к замку, надеясь, что экстраординарный слух поможет понять, что происходит в комнате.

– Любезнейший, а вам не говорили, что подслушивать нехорошо? Цвырк!

Вадим вскочил, как подброшенный, и развернулся.

Федько! Он стоял на пороге номера, расположенного напротив, покачивал в руке штуковину, напоминавшую средневековый пистоль из книжек про корсаров, и держал палец на изогнутой скобке. Конусообразное дуло смотрело Вадиму в лоб.

Он озлился на себя: так глупо попасться! В то же время эта встреча наполняла вылазку смыслом. Федько определили в люкс в непосредственной близости от двух чемпионов. Зачем? И, что не менее важно, по чьему распоряжению? Ответы на эти вопросы позволили бы многое прояснить.

– Папаша? – Федько узнал в растрепанном страшилище давешнего старика, у которого просил спички. – Ты здесь откуда?

Он говорил, не повышая голоса, – не хотел, чтобы его услышали в номерах. Что ж, великолепно. Значит, стрелять не станет, иначе переполошится вся гостиница.

Ничто не мешало Вадиму дать тягу. Прорваться внизу мимо часовых, все еще бранившихся между собой, выбежать на улицу, исчезнуть в снежном мороке…

Но можно поступить по-другому. Он, не нарушая молчания, устремил взгляд на противника и попытался влезть к нему в голову, как к тюремщику Довгобородскому.

Федько поежился.

– Не нравишься ты мне… цвырк!..

Он надавил на скобу, и Вадим испытал то же самое, что в подвале «Метрополя»: к глотке подступила тошнота, мозг наполнился расплавленным оловом, а уши словно залепило мокрым песком. И что за притча – он не слышал никаких звуков, кроме тихого басовитого гудения, но при этом барабанные перепонки трещали, как от рева сотни авиамоторов.

– Иди сюда! – Это он не столько расслышал, сколько угадал.

О бегстве теперь и помыслить было невозможно, по телу распространилась жаркая гриппозная ломота, оно ослабело. Вадима мотнуло вперед, Федько левой рукой сгреб его за шиворот, потеснившись, протолкнул в свой номер, захлопнул дверь и запер ее на два оборота торчавшего изнутри ключа.

Вадим по инерции сделал три-четыре мелких шажка, потерял равновесие и упал, ударившись о батарею парового отопления. Она была горячей, он отодвинулся от нее, но не встал, чувствуя, что ноги не удержат. Однако в мыслях появилась некоторая ясность, он заставил себя сконцентрироваться: посмотрел на лощеный интерьер, отметил выходившее на Моховую окно, громоздкие стулья из темной древесины, круглый столик, на котором стояла начатая бутылка кальвадоса. И бутылка, и стулья могли послужить средствами обороны.

Вспомнив про оборону, он спохватился. Есть же револьвер! Вадим запустил руку в необъятный карман зипуна, но сделал это чересчур поспешно.

– Что там у тебя? – Федько напрягся и вновь нажал скобу на своем пистоле.

Силы вытекли из Вадима, как вода из прохудившегося кувшина. Он лежал, пригвожденный к полу болючей истомой, а Федько безо всяких помех рылся у него в карманах. Он извлек револьвер, пропуск, – больше ничего не было.