Русича караульные на воротах узнали и впустили во двор без проволочек. Мохноногий жеребчик бодро протрюхал к родной конюшне, где был сдан с рук на руки кому-то из конюхов, Творимир же, придерживая развевающиеся полы плаща, заторопился к гостевому домику. Шел споро да с оглядкой – а ну как опять какая тварина зубастая под ноги метнется? Жила, конечно, на вину упирал, когда про Псов рассказывал, но ведь кто их, проклятых, разберет? Были б они только для убийц опасны – не тряслись бы Гуннаровы дружинники почем зря! Опять же и от соглядатая донесение за пазухой, недосуг на свары отвлекаться. Еще, чего доброго, упустишь свиток в снег, чернила поплывут… Отдуваясь, русич обогнул тележный сарай и встал столбом. Никаких собак тут не было и в помине, зато у самой двери искомого дома торчал, воровато озираясь, какой-то закутанный в плащ бугай. Творимир недобро нагнул голову. Не скрываясь, выворотил к крыльцу, втянул носом холодный воздух – и звонко чихнул. Острый, едкий запах шибанул в ноздри: аж переносицу заломило. На глаза сами собой навернулись слезы. Но самое поганое – подслушивающий под дверью человек понял, что попался.
Ждать заслуженной трепки неизвестный не стал – скакнул в сторону зайцем, метнулся к забору и, подтянувшись на руках, исчез по ту сторону частокола. Творимир, чихая и утирая сопли, дернулся было следом, но через пару-тройку прыжков по сугробам махнул на это дело рукой. Толку-то теперь? В метель, пускай даже не самую лютую, с начисто отбитым нюхом много не наловишь. Да и командир ждет. Шипя от досады, воевода стянул рукавицы, сунул их за пояс и зачерпнул полные пригоршни снега. Растер лицо, высморкался, проклиная создателя едкого порошка, которым воры обычно сбивают со следа погоню. Давешний бугай, похоже, извалялся в этой дряни с ног до головы. Так что на нос раньше, чем завтра, нечего и рассчитывать. Вот ведь додумался же, тать полуночный!..
Лоб русича прорезала глубокая морщина. А ведь и правда – додумался. Стало быть, знал, кто из шотландских гостей след взять может? Стало быть, не с добром приходил и понимал, к кому идет?
– Эх! – в сердцах плюнул Творимир, осознав, какого же он дал маху. А еще Тихоню недавно попрекал за ротозейство – сам-то, выходит, ничуть и не лучше!.. Вздохнув, воевода нагнулся за новой порцией снега – молодчика этого все одно теперь не сыщешь, а ему в дом идти. Хорош же он будет – в слезах да соплях.
Позади с легким скрипом приоткрылась дверь. На дорожку упала желтая полоса света.
– Замечательно, – услышал русич голос командира. – Мы тут уже бог знает что себе вообразили, а он в снегу купается?
– Эх, – проскрипел Творимир, нехотя оборачиваясь.
При виде его пламенеющего лица и распухшего носа Ивар присвистнул. Потом принюхался, покачал головой и открыл дверь пошире:
– Да заходи уже. Я инеем тут покроюсь вместе с тобой…
Телохранитель, утираясь полой плаща, шагнул через порог. Хотел было сразу объясниться, да вспомнил о деле: сунул руку за пазуху и вынул тугую бумажную трубочку. Лорд Мак-Лайон оживился:
– А! От Химиша? Давай сюда.
Творимир повиновался. И, глядя уже в спину командиру, снял плащ. Пристроил его на гвоздь у двери, потопал, стряхивая снег с сапог. На тюфяках завозился Тихоня.
– Чего так долго-то? – спросил он. Русич неопределенно повел плечом – погода, мол, быстрее не позволила. Норманн сочувственно кивнул, приподнялся, чтобы уступить старшему место, и, разглядев воеводу в подробностях, округлил глаза:
– Ну и ну! Да не сморкайся в рукав-то, щас полотенце принесу. Может, у госпожи какой настойки укрепляющей попросить? Знатно ж тебя подморозило!
– Эх, – буркнул пострадавший, однако от предложенного полотенца отказываться не стал – из носу текло, как в паводок. Ульф подхватился с тюфяка и исчез за перегородкой. Мгновение спустя оттуда послышались приглушенные голоса.
Творимир прикрыл глаза, согреваясь. В животе заурчало: полнолуние близко, голодать нельзя. Хозяйкины настойки так и так не помогут, а вот плотный ужин… Вспомнив о своей беде, воевода недовольно ухнул: много ли от еды радости, коли нюх отказал? Хоть солому жуй, хоть кашу, все едино. Только брюхо набить да сном поскорей забыться – утром-то, глядишь, полегче станет! Он уж совсем собрался было встать и отправиться к огню вслед за Ульфом, но не случилось. Из комнаты донесся глухой стук упавшей табуретки и громовой голос:
– Творимир! Быстро!
Воевода вздрогнул, открывая глаза. Успел заметить мелькнувший перед глазами вихрь, рывком поднялся на ноги и, сдернув с гвоздя еще влажный от снега плащ, выскочил наружу следом за командиром. Дверь гулко хлопнула.
Стоящий у очага с полотенцем в одной руке и кружкой в другой Тихоня только крякнул. И после паузы спросил в пустоту:
– А чего стряслось-то?
– Не знаю, Ульф, – медленно ответила хозяйка. Она как раз занесла над кружкой полный черпак клюквенного взвара, да так и застыла с поднятой рукой. – Но, кажется, ничего хорошего.