Все это позволяет счесть его посредственным художником без большого будущего. Любопытно, что в 1831 году Альбертис написал картину на сюжет, весьма близкий «Неаполитанским мальчикам-рыбакам»: два подростка на первом плане, оба во фригийских колпаках, левый положил голову на скрещенные руки[388]
. И кто знает, была ли эта картина чем-то вроде дани уважения несправедливо обвиненному коллеге или стала попыткой подчеркнуть прерогативу итальянца в воплощении неаполитанского сюжета? В конце концов, не углубляясь в детали проблемы, подчеркнем, что в картине «Неаполитанские мальчики-рыбаки» Кипренский не только повторил себя самого, воспроизведя позу персонажа картины «Молодой садовник», но, вполне возможно, снова вспомнил «Мальчиков с виноградом» Баттистелло, о чем нам уже приходилось говорить выше (см. ил. 15–18).Но вернемся к выставке 1830 года: к счастью, в свое время был напечатан ее подробный каталог, из которого следует, что Кипренский выставил на ней целых 12 работ: такое значительное количество было обусловлено желанием продемонстрировать собственное мастерство недоверчивым неаполитанским знатокам искусства. Стоит перечислить все эти работы:
№ 79: Портрет полковника русской гвардии <…> – № 170. Портрет русского господина.
Если некоторые из этих работ легко идентифицировать (№ 172 – это «Сивилла Тибуртинская», № 173 – «Неаполитанские мальчики-рыбаки» и № 303 – «Ворожея со свечой»), то другие поддаются определению только с известной степенью гипотетичности: № 79, «Портрет полковника российской гвардии» – это, возможно, «Портрет Е. В. Давыдова», на раме которого сохранилась сургучная печать с гербом и именем Фердинанда II Бурбона, который после смерти отца стал королем Обеих Сицилий 8 ноября этого самого 1830 года[390]
; № 170, «Портрет русского господина», может быть утраченным «Портретом В. С. Шереметева», который А. А. Иванов видел в Риме на следующий год (III: 460); благодаря таким деталям, как шуба и трость, упомянутые в описании № 175, можно предположить, что это «Портрет отца»; наконец, хромолитография за № 177 была, вероятно, той самой, которую знаменитый литограф того времени Александр Иванович Сандомури в 1825‐м выполнил под руководством Кипренского с «Портрета графа Д. Н. Шереметева»[391]. По поводу же № 186, неопределенно обозначенного как «Портрет девушки», мы предположений делать не рискнем.Разумеется, наиболее значительным обстоятельством является то, что в Неаполе экспонировался картон «Аполлон, поразивший Пифона» (№ 619); теперь можно определенно утверждать, что картон, выставлявшийся в Петербурге в 1825 и 1827 годах (III: 431–432, 444), был привезен Кипренским в Италию, и именно здесь его след затерялся.
О двух других из этих полотен Кипренского, до сих пор никогда не упоминавшихся в литературе, мы не нашли сведений, относящихся ко времени после 1830 года, – похоже, что они остались в Неаполе. На «Портрете генерала Назелли» (№ 171), вероятно, изображен генерал-лейтенант Диего Назелли, который был наместником Сицилии с апреля 1820‐го и был смещен с должности 19 июля того же года по причине того, что он не сумел предотвратить восстание за независимость острова[392]
. В отставке он жил в Неаполе, но несмотря на отсутствие официальной должности, в ежегодных справочниках упоминался как генерал вплоть до 1830-го. Человек же, представленный на «Портрете князя Милителло» (№ 174), – это, по нашему мнению, Джузеппе Гальего, последний из князей Милителло. Он был арестован в 1795 году за симпатии к якобинцам, в 1815‐м осужден за принадлежность к движению карбонариев и в 1820‐е продал свои владения из‐за долгов[393]. Гальего был племянником Диего Назелли по материнской линии и, кроме того, родственником тех князей Луккези Палли, которых Кипренский упомянул в письме от 11 декабря 1829 года (I: 172): это позволяет думать о работах на заказ для одного близкородственного круга.