Гришке показал, где лежат, тот, хоть и малолеток, а все серьезней баб, зазря в заимку не полезет. Да и верно, что самого Гришку учить придется… правда, покровитель Мишкин обещался и тут помочь, но после уже, когда Гришка подрастет.
Оно и верно.
Что до учебы, то Мишке она понравилась. Читать-то и считать он умел, благо, в приходской школе научился, а вот те книги, которые ему давали и упражнения, и практика… вот смеху было, когда он тому нищему внушил, будто он не человек, а свинья… или еще с бабою, которая начала одежу срывать… или… покровитель Мишку хвалил.
Деньгою награждал, что правильно: за учебой-то хозяйствие пришлось оставить, а без пригляду оно разом развалилось бы. Пришлось нанимать батраков, искать человека приличного, который бы за мамкою приглядел, не позволил бы хозяйство по ветру пустить.
Внушить любовь оказалось просто.
С его-то умением… и вправду Господь Мишку даром наградил изрядным, все, за что брался, получалось сходу. И с каждым разом Мишка все ярче чувствовал собственную силу.
Особенность.
И прочие люди, все, пожалуй, кроме хозяина, на которого у Мишки влиять никак не получалось — тот не злился, лишь посмеивался, называя Мишку волчонком — ничтожны и глупы. Им же самим проще. Они-то на самом деле не любят ни воли, ни свободы.
Пугает она их.
На всякие глупости подбивает, как от маменьку, которая пять рублей на бусы потратила.
А вот когда б кто мудрый и сильный сказал, чего делать, и так сказал, чтоб и мысли не возникло ослушаться, тут-то и наступили бы процветание и благо всеобщее, о котором батюшка в приходской школе сказывал. И раз так, то выходит, что Мишка не сам по себе сильный, а Божьею волей.
Правда, для чего Господу кровь, Мишка не очень понимал, но хозяину верил. Раз сказал, что так надобно, то ему видней.
Он умный.
И Мишке триста рублей целых дал, которых хватит и на приданое сестрам, и на собственным домом обзаведение, раз уж старый ныне матушкиному новому мужу принадлежал. А дом он построит огромный. В два этажа. Из мрамору и с колоннами всенепременно. Мишка у хозяина колонны видел и еще баб голых под ними, но себе он баб ставить не будет, потому как чистое непотребство выходит, которое хозяин, правда, искусством именовал, а Мишку называл темным, диким человеком. Правда, на колонны трехсот рублей может не хватить, но… хозяин обещался, что Мишку своей милостью не оставит, что в новом мире, где новый же порядок установится, пресправедливейшего толку, Мишка получит достойное место.
И дом.
С колоннами.
И собак заведет, чтоб всякие там в дом его не лазили… и вообще… надо только постараться. Мишка и старался. Забрался на навес, благо, народу было столько, что на него внимания никто не обратил. А Мишка-то не дурак, Мишка навес выбрал крепкий, и чтоб труба сквозь него проходила, тоже надежная. По такой на крышу подняться — раз плюнуть. Мишка еще вчерась попробовал, чтоб наверняка. А то ж как полетит толпа, так и раздавит.
Не, Мишке жить охота.
И дом.
А что до других… маменьке он строго-настрого велел из дому носу не казать, и сестрам тоже, и братцу, и не просто велел, а так, что не посмеют нарушить. Стало быть, в толпе их не будет, что до людей прочих, то этакие малости Мишку не беспокоили. Да и хозяин говорил, что без крови нового порядку не построить. Ничего, это малая жертва, которая большой избежать позволит.
Это тоже хозяин сказал.
А Мишка хозяину верил. И теперь глаза закрыл, сосредоточился, отделяя нити восприятия. Вот это беспокойство, его надобно усилить.
Страх… его мало, но хватит. Страх — такое дело, он, что огонь, в который только и надо, что керосину плеснуть, мигом разлетится, а потому чутка силы…
— Экий талантливый молодой человек, — восхитился незнакомый господин, который одним прыжком на навес взлетел. Тот только затрещал под весом немалым. — И жаль даже, что этакий талант по столь опасной дорожке пойти решил…
Господин крутил в руках тросточку и на Мишку глядел снисходительно, отчего Мишке не по себе становилось.
— Лет тебе сколько, гений доморощенный? — поинтересовался он.
А Мишка прикинул, что, если пинка дать да на крышу подняться…
— Не думай даже, — покачал головой господин и ус соломенный крутанул, отчего у Мишки вдруг престранная слабость во всем теле возникла. — Другими управляешь, а собственный разум защитить и не подумал? Или не учили? Конечно, не учили, зачем… управляемый менталист — куда как удобен в использовании.
Вот же, Мишка понимал.
И слышал.
И видел… толпу, которая гудела, приветствуя царский парад, и даже парад этот. Лошадей белоснежных, убранных нарядно, людей…
— Да уж… с тобой придется повозиться… — господин склонился над Мишкой, оттянул веки, заглянув в глаза. — Это даже не воздействие, во всяком случае, не специфическое, просто воспитание, вернее, его недостаток. Даже не знаю, удастся ли исправить, да…
Мишка попытался закрыть глаза.
И ему позволили.