Охота на охотника

А после он сам не понял, как поднялся, и вскарабкался по той самой трубе, оказавшись на крыше. А следом вскарабкался давешний господин. И шел он за Мишкой, говоря без умолку… и обидно было, и горько… небось, не видать теперь дома с колоннами…

— Забирайте, — Мишку передали господам, чей цивильный вид не обманул бы знающего человека. — И поаккуратней. Просто дитё дурное. Но с хорошей перспективой, если, конечно, выйдет до разума достучаться…

На руках защелкнулись браслеты, и стало вдруг холодно-холодно, будто и впрямь кусок сердца отрезали. Стало быть, вот оно как, когда дара лишают.

Тут-то Мишка по-настоящему испугался.

В Базуровой башне, которая стояла наособицу, чем сыскала славу премрачнейшую, причем большею частью зазря — никого-то там не пытали, разве совсем уж иного варианту не было, а если и казнили, то редко, — народу собралось изрядно. Впрочем, местные подземелья были на диво обильны, сразу видно, что строились с немалым запасом, а что ноне хранилось в них всякое, к кровавому режиму отношения не имеющее, так то эпоха такая.

— И вот куда, куда мне девать их? — причитал квартирмейстер, заламывая пухлые ручонки. А из камер выносили ломаную мебель, которая давным-давно была списана, но припрятана для всякое надобности. А что? Вот вновь стул треснет, не списывать же его по-за этакой мелочи, тем паче, что бюджет на содержание Башни выделяли вовсе небольшой. Проще уж взять досочку…

…или вот нары.

Имели дурное обыкновение гнить и плесенью порастать. А что поделаешь, река, она близехонько, скребется, поговаривали, в самые стены, и порой вовсе в гости заглядывает. Сказывали, что во времена прежние, куда как более самодержавные, иные заключенные реку-то в своих камерах и встречали, а там уж как повезет…

— А это, это-то тебе зачем? — со вздохом спрашивал комендант, когда наверх поволокли вовсе уж древнего вида сундуки. — Что у тебя там?

— Так… гвозди же ж. И молотки. И еще проволока, сам вон жаловался, что внешняя стена слаба стала… а камни? А ведра, в которых раствор мешать? А…

— Понял, — комендант лишь рукой махнул.

А квартирмейстер насупился, отчего появилось в благообразном облике его что-то до невозможности хомячье. Может, щеки налитые, может, взгляд, тоски первозданной преисполненный.

— А… Григорыч, — он дернул коменданта за рукав и внезапно лицом посветлел. — А ежели их по трех сажать? И кандалами… кандалов-то у нас хватит…

— Не велено.

— Скажи, что места мало…

— Кто ж поверит? И много ты там своего барахла…

— Не моего, — квартирмейстер, который был честнейшим человеком, просто несказанно хозяйственным, за что, собственно, и ценили его, обиделся.

— Не твоего. Много?

— Ну… первый-то уровень… что? Когда он нужен был? Даже после смуты, небось, пустовал. А со второго сидельцев-то по пальцам перечесть можно. На верхах все ж чисто…

…сундуки сменились бочонками, а те — вновь сундуками.

— Что это деется, что деется, — запричитал квартирмейстер, провожая взглядом катушку с обрывками веревки. А что, хорошая, крепкая, конопляная. Такая-то на рынке немало станет, а у башни бюджет… одни сидельцы вон сколько проедят. Это-то в следующем квартале траты возместят, выдадут на поголовное кормление, да поди-ка доживи до этого квартала и так, чтоб клиент не помер с голоду…

— Смута, — комендант был мрачен.

Опять к ужину опоздает, и супруга огорчится, да и огорчение свое всенепременно выскажет. А он-то обещался в театру сводить, где, как сказывали, наследник появится, а может и сам император с супругой… он и билеты достал в приличную ложу, впервые, пожалуй, за долгие годы воспользовавшись положением.

Пропадут…

Или послать кого, велеть, чтоб брала свою сестрицу и шла себе глядеть на наследника? Глядишь, и оттает сердцем любезная Капитолина Федотовна. В другом каком разе он бы так и сделал, но, глядя, как заполняется подотчетное заведение смутьянами, комендант испытывал вполне обоснованные сомнения. Этих-то отловили, а сколько осталось?

Бунт, стало быть.

А где бунт, там и покушение на высочайшую семью. И ладно, если стрелок какой… стрелка отловят, а коль решат театру спалить со всеми гостями? Нет уж, супружница ему досталась норовистая, однако любил ее комендант, сколько лет вместе прожили.

Объяснится.

Потом, когда снимут гриф государственной тайны. И может, вновь воспользовавшись положением, сводит на смутьянов поглядеть. А пока… пока надобно послать человечка с запиской, только не к супруге, а к купцу Выжневатову, который еще с того разу, когда старшенький его набузил и в башню попал, должон остался. Сам обещал норковую шубу, вот пущай и выделяет.

Мерки-то женины комендант знал.

И характер.

Глядишь, и…

— Р-развели бар-рдак, — прорычал кто-то из пришлых, недовольный, что камеры башни занятыми оказались.

— Предупреждать надо, — ответил комендант, заслоняя квартирмейстера, который от этакого несправедливого упрека — бардака у него никогда-то не было — налился цветом.