Охота на охотников

– Сказать «прекрасная» – значит ничего не сказать. Великолепная, единственная, умнейшая, красивейшая, благороднейшая… Я же говорил тебе, что у нас, в Лиозно, обитают выдающиеся кадры!

Леонтию хотелось, очень хотелось, чтобы брат осел в этом городе, полюбил его, и тогда бы они ходили друг к другу в гости, собирались на праздники, вместе наряжали елку и отмечали Рождество. И он верил – так оно будет.

Капитанская форма сидела на Каукалове ладно. В ней он ощущал себя другим человеком – более взрослым, что ли, более уверенным.

– Ты представляешь, Илюшк, что будет, если мы в этой форме домой заявимся? Все старушки во дворе разом сдохнут.

– Ага, и разом, как птички, попрыгают в гробы.

– Кстати, о птичках, – подхватил Каукалов, у него было сегодня хорошее настроение, – что-то давно мы не брали в руки шашек и не ходили по бабам.

– Мы вообще никогда не ходили с тобой по бабам, Жека… Я имею в виду – вместе не ходили. Мы с тобой всю жизнь это совершали раздельно.

– Всякие ошибки тем и хороши, что их можно исправить, – сказал Каукалов, глянул в зеркальце заднего вида, молодецки расправил плечи.

Подходящую фуру – одинокую, тяжело груженную, медленно ползущую по Минскому шоссе, они приглядели через полтора часа. Водитель фуры устал – это было заметно по его бледному, с впалыми щеками лицу, по сосредоточенно сощуренным глазам, по тому, как руки у него лежали на руле. Ведь крутить огромную баранку машины, весом и объемом больше железнодорожного вагона (или что-то около того, Каукалов не знал точно, сколько добра входит в железнодорожный вагон) – штука тяжелая. КамАЗ был старый, с выцветшим полотнищем, накинутым на кузов; к машине была прицеплена дополнительная платформа – длинная тележка на автомобильном ходу, так же плотно накрытая брезентом. Что находилось в кузове – не понять. Сменщика у водителя не было – он управлял машиной один.

– Приготовься! – скомандовал Каукалов напарнику. Аронов испуганно, напряженно глянул на него – он все никак не мог избавиться от страха перед делом, которое делал, этот страх сидел в нем, не истаивал до конца, и это в очередной раз вызвало в Каукалове ощущение досады. Он поморщился и скомандовал вторично: – Приготовься!

Конечно, лучше, если бы у него был другой партнер, более смелый, более оборотистый и более опытный, но другого партнера не было, да и в бою, когда он уже сел на хвост этому усталому шоферюге, напарников не меняют.

Одинокий КамАЗ вел водитель по фамилии Левченко. Нынешний рейс оказался одним из самых сложных в его жизни. Во-первых, по дороге случился приступ аппендицита у его напарника, старого бровастого матершинника Ивана Михайловича Егорова. Егорова пришлось оставить в больнице в Литве, что уже само по себе ЧП. Даже не в финансовом плане. Хотя и в этом – тоже: в Париже это обошлось бы вдвое дешевле, чем в Литве. Дело в другом: бывшие советские республики – «СНГ на палочке», как выражался бровастый напарник, – совсем уж потеряли всякий стыд, цены за обслуживание берут, как в лучших госпиталях Запада, а лечат, как в старых больницах районного подчинения…

Дальше Левченко пришлось ехать одному. Колонна, с которой он шел в Москву, ждать его не стала – как известно, семеро одного не ждут.

В маленьком городке, на границе Смоленской области и Белоруссии, он остановился, чтобы немного перекусить, размять мышцы и отдохнуть хотя бы часика два. Он распаковал сумку с едой, прямо в кабине открыл термос, расставил несколько разовых тарелок, нарезал колбасы и хлеба, достал несколько картофелин, пару свежих огурцов, располовинил их, посолил и только собрался «с чувством, с толком, с расстановкой» отобедать, как рядом, окутавшись дымом и пылью, тормознула колонна из пяти фур.

Из головной машины высунулся бородатый, черноглазый, похожий на цыгана водитель в красной рубахе и черной жилетке:

– Эй, мужик, ты что, по этой трассе в первый раз, что ли, идешь?

– В первый, раньше по объездной ветке ходил.

– Сматывай, мужик, скорее отсюда удочки! В этом городе нельзя останавливаться даже на пять минут: подъедут, окружат с автоматами, разгрузят твою фуру – дальше покатишь пустой.

– А милиция?

– Милиция это и сделает. Удирай отсюда быстрее, мужик! – Цыган рукой подал сигнал колонне и надавил на педаль газа. Мотор его машины трубно взревел. Из короткого, черного патрубка, торчавшего над крышей на манер пулеметного ствола, выбилась тугая кудрявая струя странного светящегося цвета. Видно, цыган заливал в бак особый, усиленный, со сверхвысокими октановыми кольцами бензин, – и колонна покатила дальше.

Левченко глянул в одну сторону, потом в другую – никого вроде бы нет. На всякий случай завел мотор, но решил, что собирать еду с картонных тарелок – дело последнее, он все-таки прикончит то, что выложил, – едва сунул в рот кусок колбасы, как около машины неожиданно нарисовалось человек десять широкоплечих, с бритыми красными затылками амбалов доармейского возраста. То, что они еще очень юные, было видно по их прыщавым широким подбородкам. Старший из налетчиков выразительно помял пальцами воздух:

– Плати, козел!