Охота на Овечкина

– То-то же. Безнадежное это дело, Доркин. Лучше и не заводиться. Разве только… Я могу на некоторое время изменить твою внешность. Сделать из тебя тридцатилетнего молодца. Ты возьмешь на себя эту роль?

Баламут вздрогнул.

– Я?

И с лица его медленно сошли все краски.

– Я… это совершенно невозможно, почтеннейший!

– Почему? Это же ненадолго. Самозваный принц исчезнет потом с горизонта с такой же легкостью, как и появился, но дело будет уже сделано. И разве не ты предан принцессе больше других? Разве не ты больше всех желаешь спасти ее от этого брака?

В голосе Босоногого колдуна послышались суровые нотки. Или это для королевского шута он прозвучал, как голос совести?

Доркин откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Его вдруг пробил озноб. Колдун прав. Разве не он… Искать никого не придется. Все пройдет как по нотам. У него хватит и нахальства, и самообладания, чтобы разыграть из себя даморского принца. С измененной-то внешностью! И если дело дойдет до суда чести, он легко победит Ковина в любом поединке, невзирая на свои годы. Но…

В ушах у него вдруг зазвучала песенка, которую он слышал где-то, когда-то, совсем недавно, – «…пой, мой соловей, лети над бездной и расскажи, расскажи моей любезной, что я еще жив…» Принцесса Май. Занять место ее жениха. Иметь полное право стать ее мужем вместо принца Ковина. И отказаться от нее. Вот и все, что от него требуется. Он увидел перед собой ее лицо, ее глаза, губы… И песенка сменилась звоном в ушах от прилива крови, а озноб – внезапным жаром во всем теле. Во рту пересохло.

…Нет, не родился еще человек, который сможет по доброй воле отказаться от принцессы Май. И он, Баламут Доркин, не лучше других. Только представить себе, что через две недели она может стать его женой…

Он усилием воли отогнал наваждение, открыл глаза и выпрямился.

– Я такой же, как все, почтеннейший. Я стыжусь самого себя, не скрою. Но мне это не под силу.

– Вот так так, – сказал Аркадий Степанович, глядя осуждающе. – Стало быть, не под силу. Ну, и кому же это под силу? Где мы возьмем принца?

Чатури, который нахохлившись сидел на подоконнике и внимательно слушал обоих, вдруг подал голос:

– Овечкин. Чем вам не принц?

Заговорщики на миг опешили, а потом буйно расхохотались.

– Да уж, – сказал Босоногий колдун, отсмеявшись и вытирая слезы, выступившие на глазах, – Овечкин – тот еще принц! Жаль, его здесь нет, послушал бы тебя…

И в это мгновение раздался нетерпеливый стук в дверь, створки распахнулись, и в комнату, не дожидаясь разрешения войти, сунулся молоденький паж, глаза которого, несмотря на поздний час, горели от возбуждения и любопытства.

– Босоногий колдун здесь? Его внизу спрашивают. Странная компания… там, среди них, – настоящая саламандра, клянусь пяткой святого Паприка!

Так в эту ночь никто из них и не спал.

Аркадий Степанович, удивившись визиту саламандры, пошел встретить своих посетителей, а вернулся еще более удивленный, ведя за собою всех четверых – Пэка, Ловчего, Фирузу и Овечкина.

– Легок на помине, ягненочек! – радостно заорал при виде их чатури. – Вырвался-таки? Ну, рассказывай!

Молоденький паж, снедаемый свойственной его возрасту похвальной любознательностью, попытался незаметно проникнуть следом за гостями в покои колдуна, но был обнаружен и изгнан королевским шутом, отнюдь не желавшим лишних ушей. Потом Доркин сердечно обнял Овечкина и Фирузу и познакомился с их необычными спутниками. Сам-то Босоногий колдун хорошо знал и саламандру, и призрачного охотника, поскольку частенько навещал своего старого учителя, только не ожидал встретить их в таком месте и в таком обществе…

Овечкин охотно предоставил объясняться Ловчему, сам же, притулясь в кресле, притворялся, что дремлет, и старался не вслушиваться. Слишком еще свежи были в памяти тягостные подробности их последнего приключения на пороге темного мира. Но долго притворяться ему не дали. Ловчий оказался немногословен и изложил всю историю очень коротко, начав с того, как отец Григорий отправил их на помощь к Овечкину. Дослушав до конца, босоногий старец с умным видом покачал головой, после чего спохватился накормить гостей. Гости, однако, от всего отказались.

– Мы отдохнули и поели у ворот, – сообщил Ловчий. – А вот зачем нас, собственно, к вам сюда принесло, пусть излагает Овечкин. Он, правда, и сам не знает толком…

Всеобщее внимание обратилось к Овечкину. Михаил Анатольевич вздохнул.

– Я действительно не знаю, – сказал он, криво улыбнувшись. – Хорас-второй – ну, двойник настоящего Хораса – послал меня в Данелойн. Он тоже не знал, зачем. Но будто бы я обязательно должен прийти сюда и здесь все и узнать. Вот…

Он развел руками.

Баламут Доркин и Босоногий колдун смотрели на него с недоумением. Тут снова подал голос чатури.

– Я же говорил. Вам нужен принц. Так получите!

* * *

– Это какая-то белиберда, – сердито сказал Овечкин, когда Аркадий Степанович объяснил все про принца Ковина и затею Баламута. – Вы сошли с ума! Я-то тут при чем? Ни ступить, ни молвить не умею, да и вообще! Тут актерские способности нужны, а я никогда в жизни не играл… и я – трус, учтите!