Сердце подпрыгнуло, замерло где-то в районе горла от неожиданной мысли, что вот сейчас Бену скажут, что он свободен, но... вместо этого его вывели на улицу, усадили в специальную машину, где таких как он, было ещё с десяток, и повезли в неизвестном направлении.
Собственно, куда его везут, Бенджамин понял только в пути из разговора двух мужиков, которым, судя по всему, этот маршрут был хорошо знаком. И если бы ещё пару дней назад кто-то сказал Бену, что в здание окружного суда он войдёт не через парадный вход, а через специальный туннель, построенный для ввода подсудимых за тяжкие преступления, он, скорее всего, дал бы тому в морду.
Как-то не так Бен себе представлял свою жизнь. Ту самую, что сейчас катилась куда-то под откос и отказывалась тормозить.
Всего за каких-то пять минут судья, основываясь на показаниях копов и данных лабораторных анализов, выявивших у Бена в крови наркотики и алкоголь, выбрал для него мерой пресечения – содержание под стражей без возможности внесения залога и до суда отправил в тюрьму Кроссли, пусть и не обладающую такой жуткой репутацией, как Терминал, но всё же имеющую строгий режим содержания преступников.
Никогда в жизни Бен не думал, что будет чувствовать себя таким униженным и беспомощным, проходя стандартную процедуру оформления в режимное учреждение.
Сначала его заставили раздеться догола, а потом заглянули во все места, начиная со рта и заканчивая задницей, на предмет поиска наркотиков и запрещённых предметов. В завершение осмотра Бену выдали тюремную робу, в которой, при отсутствии какого-либо нижнего белья, было, мягко говоря, неуютно и холодно.
Похоже, в тюрьмах делали всё для того, чтобы впервые попавший туда человек чувствовал себя окончательно сломленным и угнетённым.
Приблизительно таким Бенджамин себя и ощущал, когда его вели к камере, потому что лежащего там на верхней полке мужчину он заметил только после того, как щёлкнул замок на захлопнутой за ним решётчатой двери и сокамерник демонстративно-громко кашлянул.
На тёмном, как мрак, лице незнакомца слишком контрастно выделялись белоснежные зубы и глазные яблоки, а потому его вроде бы приветливая улыбка выглядела несколько жутковато. Он плавным и хищным движением соскользнул вниз и замер в шаге от Бена, словно большая чёрная кошка.
– Первый раз? – лениво подпирая спиной стену, мужчина сложил на груди жилистые рельефные руки, бросив на Бенджамина насмешливый взгляд.
Говорить не хотелось от слова «совсем», но молчание в таких местах, как это, могли счесть за хамство, а потому нехотя пришлось отвечать:
– Так заметно?
– Обычно при въезде в «квартиру» положено представляться, – хмыкнул мужчина.
– Бенджамин Хоккинс. Можно просто Бен...
Протянутая для рукопожатия ладонь вызвала у сокамерника ещё большую улыбку.
– Не так здесь представляются, Бен. Сначала называешь своё имя, затем статью, по которой тебя сюда приквартировали, а потом масть.
– Масть? – не понял Бен.
– Петух, мужик, блатной... – доходчиво пояснил сосед.
– Нет, я... студент, – растерянно обронил Бенджамин и, понуро свесив голову, добавил: – Теперь уже бывший студент.
– Хм. Студент!
Прозвучало слишком весело для того безрадостного места, где они находились, и Бен как-то отстранённо подумал, что человек, видимо, привыкает ко всему.
– И за что нынче сажают студентов?
– За убийство.
Возникла долгая неприятная пауза, нарушил которую всё тот же сосед по камере:
– Нормальная статья. Пацанская! Я Зэди! Разбой и грабёж с применением оружия. Вторая ходка.
Бен тупо уставился на протянутую ему для приветствия руку, а после заторможенно пожал.
– Очень приятно.
Громкий гогот Зэди заполнил собой маленькое пространство камеры, на миг высветляя её мрачность. Мужчина уселся на койку рядом с Беном, испытывая явное веселье по поводу его растерянности.
– Так кого грохнул, студент? Препода учебником по башке, что ли?
Сосед опять рассмеялся, почему-то разозлив Бена своим оптимизмом.
– Меня обвиняют в убийстве отца.
Зэди затих. Скалиться перестал и теперь выглядел вполне серьёзным.
– Серьёзное обвинение. И за что ты убил своего предка?
– Я его не убивал! Это не я. Меня подставили!
– Все так говорят, – иронично ухмыльнулся мужчина. – И это правильно, студент. Потому что пока твою вину не доказали, сознаваться нельзя!
– Я говорю правду! Максимум, что я себе когда-либо позволял – это послать отца подальше, но убивать... У меня и оружия-то никогда не было. А тут вдруг «Брайан» откуда-то взялся...
– «Брайан»? – многозначительно приподнял бровь Зэди. – Хорошая пушка! Дорогая! А кем был твой отец?
– Архитектором программного обеспечения.
– Это что ещё за хрень? – уточнил сосед.
– Ты про крупнейшую социальную межгалактическую сеть слышал?
– «Hawk», что ли? – выдал Зэди.
– Она самая. Так вот, её создал мой отец, – сообщил Бен.
Сокамерник протяжно присвистнул, и во взгляде его появилось что-то очень похожее на зависть.
– Так ты, значит, «золотой мальчик»?
Кислая мина Бена была более чем красноречива. И почему все всегда думают, что если у тебя богатый отец, ты не знаешь по каким карманам платиновые кредитки распихивать?