Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

За ними следовали судьи в алых мантиях, которые прибыли с опозданием, но все-таки втиснулись в ряды процессии, заняв место перед новопосвященными рыцарями ордена Бани. Вплотную за ними шествовали представители знати и высшего духовенства, включая Кранмера, за которыми следовали де Дентевиль и венецианский посол Карло Капелли, все в роскошных одеждах. Шапюи, как и следовало ожидать, на церемонии не присутствовал. Далее шла группа советников и менее именитых придворных. В этой процессии была представлена вся элита Англии времен Генриха. Саффолк, которому на этот день были доверены полномочия лорда – Верховного констебля, с большим рвением исполнял эту роль, стараясь держать все под контролем, и, казалось, ощущал себя в своей стихии, невзирая на чувства, которые он испытывал в глубине души. В каком-то смысле ему было легче, чем обычно, – его жена Мария, которая ненавидела Анну сильнее, чем он сам, и под давлением которой ему приходилось избегать контактов с Анной, была смертельно больна. Она умрет менее чем через месяц, так и не увидевшись в последний раз с братом, несмотря на ее мольбы о свидании с ним.

Наконец перед лондонцами предстала та самая женщина, которую всем так не терпелось лицезреть воочию. Открытый паланкин с удобным мягким сиденьем был покрыт белой с золотом парчой, а сбруя на мулах, которые несли на своих спинах носилки, была украшена белым дамастом. Несмотря на решение Анны одеться по французской моде, ее наряд и весь антураж в этот день по большей части отвечали требованиям, описанным в «Коронационной книге». Ее темно-каштановые волосы были по-девичьи распущены и свободной волной струились по спине из-под золотистого койфа. Как предписывал протокол, она ехала под балдахином из золотой парчи, который несли над ее головой четыре барона Пяти портов[92], держа его на четырех золотых шестах, украшенных серебряными колокольчиками¹⁸.

Предоставив городу небольшую армию королевских плотников, художников и музыкантов и заручившись поддержкой ганзейских купцов, Норфолк и Кромвель смогли организовать обширную зрелищную программу, объединявшую шесть театрализованных представлений и живых картин¹⁹. Для написания сценариев Пикок привлек двух известных литераторов – поэта Джона Леланда и драматурга Николаса Юдолла. Перед ними была поставлена задача: сохраняя традиции, привнести свежий элемент – впервые в коронационной церемонии Тюдоров были использованы классические мотивы итальянского и французского Ренессанса, с помощью которых создавался новый образ королевы, отвечавший личным вкусам Анны²⁰.

Не во всех представлениях авторы смогли полностью воплотить свои замыслы, навеянные классическими темами,– времени хватило только на три. Что касается остальных, то они по большей части представляли собой заметно переработанные традиционные сюжеты, для которых декорации и костюмы уже были готовы. В первом представлении, разыгранном неподалеку от рынка Лиденхолл, было задействовано механическое устройство наподобие того, что использовалось в торжествах по случаю коронации королевы Клод. Центральный образ этой мистерии, разыгранной актерами,– святая Анна, мать Девы Марии. Святая Анна изображалась сидящей в замке с потолком в виде небесного свода в окружении детей и внуков и вселяла уверенность в том, что, следуя примеру своей покровительницы, королева Анна продолжит род и станет проводником истинной христианской веры. Когда паланкин Анны поравнялся с театральными подмостками, была разыграна сцена, в которой бутафорская фигурка белого сокола, скользнув по проволоке с небес, опустилась на символический пень, «из которого, причудливо переплетаясь, произрастало множество алых и белых роз». Затем по другой проволоке с небес спустился заводной ангел с короной в руках и увенчал ею голову сокола²¹.

У ворот собора Святого Павла актрисы-хористки, изображавшие трех святых дев и «одетые в богатые одежды», сидели у подножия «прекрасного круглого трона», держа в руках «таблички» (или плакетки), на одной из которых были изображены ангелы, поддерживающие закрытую императорскую корону, и надпись «Приди, возлюбленная, и будешь коронована» (лат. Veni amica coronaberis). Эта строка была заимствована из старинной мистерии «Коронация Девы Марии», которая ежегодно разыгрывалась перед жителями Лондона наряду с другими литургическими драмами, посвященными празднику Тела Христова. Новизна заключалась в том, что Леланд и Юдолл, основательно переработав сюжет литургической драмы XV века, провели параллель между Анной и греческой богиней Астреей – «Девой справедливости», с которой связан образ Девы Марии, принятый в Мариологии[93]. Возвращение Астреи на землю, как это было предсказано в четвертой эклоге Вергилия и в «Метаморфозах» Овидия, символизировало скорое рождение ребенка, которому суждено было стать провозвестником нового золотого века²².