Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

На следующее утро, в День Святой Троицы, незадолго до того, как часы пробили семь, Пикок и его помощники покинули Сити и на барке отправились к узкому причалу у Вестминстерской лестницы. Впереди их ждал еще один насыщенный день. Между восемью и девятью часами утра Анна торжественно появилась в Вестминстерском дворце и заняла почетное место на мраморном троне в главном зале, ожидая, когда закончатся последние приготовления к ее шествию в Вестминстерское аббатство³⁰. В пурпурной коронационной мантии, в позолоченном койфе и венце, украшенном драгоценными камнями, она казалась неземным видением. Никогда прежде она так не наслаждалась жизнью.

В центре зала выстроились монахи-бенедиктинцы Вестминстерского аббатства в золотых облачениях, а также все, кто занимал видное положение при дворе Генриха, члены парламента, представители религиозных и деловых кругов Сити (за исключением «несогласных» в лице Томаса Мора, Джона Фишера и опальной супруги герцога Норфолка, Элизабет Стаффорд, которые отказались присутствовать на церемонии). Все, кто получил личные приглашения от Генриха, сочли своим долгом явиться на церемонию, невзирая на колоссальные расходы, которые им пришлось понести. Например, Энн Брук, леди Кобем, супруге 9-го лорда Кобема, который был соседом Болейнов в Кенте, было приказано изыскать верховых лошадей белой или серой масти для себя и сопровождавших ее дам, а также обеспечить всех их роскошными нарядами. Большой гардероб обеспечил одеждой лишь саму леди Кобем³¹. Среди тех, кто осмелился не явиться, но прислал письменное объяснение с извинениями, был сэр Уильям Куртене из Паудерема, приходившийся кузеном маркизу Эксетеру. В письме Кромвелю он просил прощения за свое отсутствие, объясняя это тем, что не в силах ездить верхом по причине «сильных болей», от которых он страдает после падения с лошади³².

Как только Анна ступила на неровную тропинку, ведущую к западному притвору аббатства, несколько слуг вышли вперед, чтобы расстелить перед ней полосатую дорожку из шерстяного бархата. Они разворачивали ее, отступая на шаг назад, на всем пути следования Анны в алтарное помещение, пока она не подошла к усыпальнице святого Эдуарда Исповедника перед главным алтарем. Как и днем ранее, она шла под балдахином из золотой парчи, который несли над ее головой бароны Пяти портов. Перед ней шествовали монахи, епископы в митрах и архиепископы в кардинальском облачении, представители палаты лордов в коронационных мантиях, а за ними – граф Оксфорд с короной святого Эдуарда в руках, маркиз Дорсет с золотым скипетром и граф Арундел с жезлом из слоновой кости. Герцог Саффолк, исполнявший в этот день обязанности лорд-стюарда, о чем свидетельствовал белый жезл – символ этой высокой должности в его руках,– старался держаться так, чтобы его заметили все присутствующие. Аналогичным образом вел себя и Томас Болейн, гордо занявший место среди других графов³³.

Кранмер в письме к другу подробно описывает, как он «встречал королеву, облаченную в мантию из пурпурного бархата, в сопровождении придворных и знатных дам в мантиях и одеждах алого цвета, как это было принято с давних времен в церемониях подобного рода», и как именно он «возложил корону на ее голову… когда она стояла на помосте [сцене], специально возведенном между главным алтарем и клиросом»³⁴. Де Дентевиль дает более подробное описание. Стоя в первых рядах, он видел, как Анна перед самой коронацией поднялась на покрытое красной тканью возвышение, находившееся на каменном ковре[94] Космати напротив главного алтаря, и присела на некоторое время на трон, который затем подняли на две ступени вверх³⁵. Записки служащих геральдической палаты добавляют новые подробности к этому описанию:

Ее усадили на богато украшенный трон, и, немного отдохнув на нем, она спустилась к главному алтарю и там простерлась ниц, пока Кранмер произносил над ней соответствующие молитвы; затем она поднялась, и [архи]епископ помазал елеем ее голову и грудь, а после ее снова повели наверх к трону, где были произнесены молитвы, и архиепископ возложил на ее голову корону святого Эдуарда, в правую руку вложил золотой скипетр, а в левую – жезл из слоновой кости, увенчанный фигуркой голубя³⁶.