Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

К началу мая Брайан потерял всякую надежду на успех: «Мы подобны тем, кто надеется отыскать свежие плоды в куче гнилья». Гардинер, казалось, тоже сделал все, что было в его силах²⁸. Весьма показательно нежелание Брайана сообщить Анне плохие новости, он предпочитает сделать это через Генриха:

Сэр, я пишу письмо моей кузине Анне, однако не осмеливаюсь написать ей правду, поскольку не знаю, будет ли Ваша Милость довольна тем, что она так скоро обо всем узнает; впрочем, в письме я сообщил ей о своей уверенности в том, что Ваша Милость посвятит ее во все наши новости²⁹.

В заключительном донесении Гардинера от 4 мая было еще больше плохих новостей. «Прилагаю весь мой скудный ум и знания, чтобы добиться от папы хоть какой-то части исполнения желаний Вашего Величества,– пишет он,– однако [мы] видим, что теперь под вопрос поставлены полномочия легатов»³⁰. Внезапно начавшиеся разговоры о том, чтобы лишить легатов права провести слушание по делу о разводе, вызвали тревогу. Генрих и Анна решили, что больше медлить нельзя, и дали указание Уолси вызвать Кампеджи и незамедлительно вынести решение по делу о браке короля, воспользовавшись теми полномочиями, которые им были предоставлены ранее.

22 мая дю Белле проинформировал Монморанси о состоянии дел: «Положение Уолси критическое. Герцоги Саффолк и Норфолк настроены против него, ибо уверены, что, если бы он действительно хотел содействовать браку короля [с Анной], он бы действовал с большим усердием». Кавендиш пишет об этом так: «Герцоги затеяли опасную игру и, сговорившись с леди Анной Болейн, затаились и выжидали удобного момента или случая, чтобы поймать кардинала в ловушку [западню]»³¹.

По просьбе Анны Генрих отозвал агентов Уолси Джона Тейлора и сэра Джона Рассела из Франции. Вместо них через Ла-Манш отправились Саффолк и Уильям Фицуильям. Король приказал им встретиться с Франциском и его матерью и предложить им от его имени любую помощь и содействие для выкупа сыновей французского короля, которые все еще находились в заложниках в Испании, в обмен на то, что Франциск и Луиза уговорят Климента вынести «окончательное решение» по делу о разводе. Кроме того, Генрих дал своему зятю секретное поручение – выявить тех предателей, о которых его предупреждал Брайан. Для Саффолка это была беспрецедентная возможность изобличить Уолси³².

Вскоре Генрих окончательно утвердил текст объемом 6500 слов, предназначенный для предъявления в легатском суде. Этот документ, за основу которого была взята «Королевская книга», представлял собой рукописное ходатайство о разводе (лат. libellus), в котором излагалась суть прошения, предназначенного для оглашения в суде. Окончательный вариант этой рукописи был впоследствии передан в библиотеку Тринити-колледжа в Кембридже, где он пролежал в безвестности до 1984 года. На шестнадцати листах из велени[77] по двадцать шесть строк на странице, написанных искусной рукой мастера-переписчика, подробно анализируется запрет из Левит, которому, по мнению Генриха, следует смиренно подчиниться³³.

31 мая 1529 года Уолси и Кампеджи открыли заседание церковного трибунала в Парламентском зале в Блэкфрайерс, а 18 июня вызвали Генриха и Екатерину. К этому времени Генрих в целях соблюдения приличий отослал Анну в дом ее отца в Лондоне. В последнее время влюбленные были неразлучны. По замечанию дю Белле, он бы не удивился, если бы Анна оказалась в положении. Не в силах жить в разлуке, Генрих, путешествуя по Темзе, сделал остановку, чтобы повидаться с ней, при этом официально он объяснил свое решение тем, что хотел дождаться отлива, чтобы безопасно пройти под Лондонским мостом³⁴.

Накануне открытого заседания суда Екатерина обратилась к папе римскому с просьбой отложить слушание, однако судьи отклонили ее просьбу³⁵. Когда процесс начался, Генрих занял место под балдахином из золотой парчи справа от легатов. Екатерина разместилась слева от них. Когда ее вызвали, она прошла через весь зал и опустилась на колени перед королем в театральной позе, которую Кавендиш запечатлел в своих воспоминаниях.

«Сэр, – заговорила она на ломаном английском, – я заклинаю Вас во имя той любви, которая была между нами, и ради всего святого, позвольте мне отстоять справедливость и правоту».

Я призываю Бога и весь мир в свидетели. Я была Вам верной, послушной и смиренной женой, всегда готовой подчиниться Вашей воле и доставить Вам радость; которая никогда ничего не говорила и не делала против Вашего слова, которая всегда была довольна всем, что доставляло удовольствие и веселье Вам, как в малом, так и в большом; я никогда не роптала ни словом, ни выражением лица и не выказывала ни малейшего намека на недовольство³⁶.