Охота на сопках Маньчжурии

С помощью своих богатых «внутренних возможностей» я присмотрелся к батарее. Там можно было различить несколько явно сухопутных пушек без щитов, приличного калибра и весьма старомодного вида – длинные, похожие на перевёрнутую подзорную трубу толстые стволы, массивные клёпаные лафеты, высокие спицованные колёса. По-моему, это были шестидюймовки образца 1877 года (тогда их ещё именовали 190-пудовыми), весьма ходовые в тогдашней русской армии орудия.

Укрепления позиции выглядели ещё более винтажно – я даже разглядел там что-то вроде неких вкопанных в землю здоровенных плетёных корзин. Прямо-таки стиль Крымской войны с ещё не открытой здесь (это произойдёт только в следующем, 1905 году) севастопольской панорамы Франца Алексеевича Рубо. Видимо, фортификация и всё, что с ней связано, – вещь донельзя консервативная…

И судя по всему, реального огня по неприятелю эти пушкари особо не вели, на батарее шла обычная, каждодневная рутина – примерно то, что позднее в некоторых родах войск стали именовать терминами «парковый день» или «техобслуживание».

Маленькие, выглядевшие на таком расстоянии практически игрушечными фигурки солдатиков в сероватых рабочих рубахах и бескозырках со всем усердием драили два крайних слева из числа стоявших на огневых орудия. Человек восемь пушкарей под непосредственным руководством рослого бородатого типа (унтер или фельдфебель?) активно дефлорировали ствол одной из пушек при помощи банника и какой-то матери. Впрочем, про едрёну мать я додумал – звука на таком расстоянии я расслышать не мог, даже при всей продвинутости «встроенной аппаратуры».

Со стороны за процессом чистки-драйки снисходительно наблюдал, заложив руки за спину, слегка возвышавшийся над бруствером тощий офицер в купринско-чеховском стиле (усики, пенсне, через плечо портупея с уставной «селёдкой», длинный белый сюртук с двумя рядами начищенных пуговиц, фуражка с кокардой и ярким околышем), по виду которого можно было понять, что и ему, и его подчинённым абсолютно фиолетовы те «регламентные работы», которые они выполняют, а уж тем более всё, что происходит вокруг.

Часовых или наблюдателей я на батарее не заметил, так что в случае, если моё вечернее приключение вдруг перерастёт в «интимно-близкое знакомство со стрельбой», они там точно спохватятся далеко не сразу. С их позиции те прибрежные сараи даже в сильный бинокль не особо разглядишь, особенно если всё основное действо будет внутри, а ни малейших признаков наличия поблизости армейских или полицейских патрулей автоматика вообще не показывала. То есть теоретически какое-то время на разного рода «импровизации» у меня будет.

Идти по улице просто так я не мог (ибо нехер, не совсем же я дураком родился), поэтому передвигался перебежками, пригибаясь и приникая к заборам и стенам, стараясь обходить стороной видимые мне метки сидящих в засаде людей с учётом доступных им секторов обзора, о которых меня любезно предупреждала автоматика. Тем более что, скажем, в подвалах или за какими-нибудь толстыми стенами (хотя каменных построек я здесь и не видел) вполне мог таиться кто-нибудь ещё, кого автоматика не засекла.

Пробираться по самому короткому пути я благоразумно не стал и, выбрав по расположению отметок один из наблюдательных постов «господина Ху», стал обходить его, выдерживая исключающую обнаружение дистанцию, благо местность это позволяла.

По мере своего продвижения я всё более убеждался в том, что райончик здесь абсолютно нежилой. Пахло вокруг как обычно в давно и явно покинутых местах: плесенью, сырым деревом и почему-то золой от костра.

В моём родном Краснобельске в закоулках промзоны возле реки Белой ароматы были примерно те же, и это несмотря на солидную разницу в сто с лишним лет, мобильную связь, атомную энергию, разные там спутники на орбите и прочие приобретённые позднее «блага цивилизации».

Господствующим звуковым фоном оставалась всё та же глухая далёкая канонада где-то за спиной, к которой я уже стал привыкать. Полностью заглушить возможную стрельбу она точно не могла, но, по крайней мере, отвлекала внимание.

Замирая у кустов и заборов (не дай бог засекут раньше времени!), я наконец приблизился с тыла к одноэтажному строению под ветхой двускатной крышей, внутри которого, по данным автоматики, сейчас сидели двое с холодным оружием.

Это была очередная пресловутая фанза, на фоне которой любая российская садово-огородная будка выглядела просто архитектурным шедевром, – постройка на четырёх столбах по углам, стенное пространство между которыми обычно заполнялось смесью глины и бамбука, крытая гниловатым тростником или соломой. Вход и окна темнели сквозными проёмами – если тут и было что-нибудь похожее на оконные рамы и дверь, от этих явных «излишеств» фанзу избавили уже давно. Хотя, по идее, в тогдашней Азии вход и окна могли закрывать чуть ли не бамбуком или бумагой…