Охота на сопках Маньчжурии

Ничего больше Зиновьев почему-то не спросил, хотя было понятно, что не слишком-то он мне поверил. Интересно, за кого он меня теперь считал? Последнего романтика? Шпиона? Дружественного контрразведчика? Марсианина в резиновом скафандре? Да и хрен с ним. Пусть думает что хочет…

– Так мы договорились? – уточнил я, завершая этот разговор. – И пожалуйста, до утра ведите себя как можно естественнее, не делайте никаких резких движений…

Зиновьев молча кивнул. Закончив трапезу на этой странно-возвышенной ноте, мы попили чая с булками. Чай был хороший, китайский, булки – практически домашние и очень вкусные, но при всём при этом задумчивый господин лейтенант выглядел трагично, словно накушался говна. Слишком уж много на него за считаные минуты свалилось разных загадок и непоняток. Было видно, что он явно хочет спросить что-то ещё, но, надо отдать ему должное, всё-таки сдержался…

В общем, сразу после обеда Зиновьев опять отправился на службу, строго-настрого предупредив своего Петьку насчёт того, чтобы денщик ни в коем случае не трогал бумаги, которые будут лежать на этом столе, и что этим вечером «скорее всего, задержится» и может вернуться поздно.

Если он вознамерился в своей привычной манере поиграть в картишки в привычной тёплой компании – замечательно. По крайней мере, отвлечётся на какое-то время и не будет делать глупостей до утра. Тем более что, как я уже убедился, здешние генералы ночью всё-таки предпочитают не размышлять о грядущих битвах, а дрыхнуть.

Далее я наблюдал, как лейтенант достаёт из глубин комодного ящика короткоствольный револьверчик буржуазной марки «Веблей» № 2, он же «Бульдог», и трясущимися, явно с непривычки, руками пихает в гнёзда его барабана толстые маслянисто-жёлтые патроны из картонной пачки с фирмовым клеймом. Интересно, откуда у него такой дикий и явно не табельный шпалер? Небось ещё гардемарином прикупил на сэкономленные на завтраках карманные деньги…

Засунув снаряжённый «Бульдог» в карман своих чёрных форменных брюк, Зиновьев, видимо, счёл себя готовым к любым сюрпризам вплоть до абордажной схватки, застегнул китель, водрузил на голову фуражку и, пожелав мне удачи, вышел на крыльцо. Судя по данным ИКНС, давешний топотун во всё той же неторопливой манере двинулся за ним.

Здраво предположив, что, если этой ночью всё пройдёт как нужно, ваш покорный слуга действительно может больше сюда никогда не вернуться, первым делом я выгрузил из своего походного ранца обе ещё оставшиеся в наличии бутылки коньяка Martell плюс сигары и так, чтобы не увидел денщик, засунул их в тот ящик комода, откуда лейтенант брал револьверные патроны. Так сказать, прощальный гостинец, пусть гостеприимный и толком так ничего и не узнавший про меня (и слава богу!) Зиновьев выпьет и выкурит их за помин моей здешней «души», если я не вернусь. В ранце, таким образом, осталась всякая не слишком важная мелочь вроде пистолетных патронов, а также письменных и туалетных принадлежностей, но лучше было взять его с собой, дабы не давать никому поводов для ненужных догадок и подозрений.

Пополнив на всякий случай обойму «Маузера» (для меня этот ствол пока имел чисто декоративное значение, но суровая жизнь неизменно учит, что, коли уж ты оказался там, где стреляют, любое оружие нужно держать готовым к бою, причём всегда), я наконец засел за убойно-компроматную писанину. Благо какое-то время на это у меня было. В соответствии со своей журналистской легендой, я набрал с собой изрядное количество разных соответствующих ей причиндалов, и вот теперь хоть что-то из них мне хоть раз да пригодилось. Я извлёк из ранца конверт с рисунком какого-то вида Елисейских Полей и несколько листов весьма дорогой писчей бумаги с замысловатыми водяными знаками. После чего достал из своей сумки заправленную аутентичными чернилами перьевую авторучку производства Parker Pen (творение фирмы Джона Паркера в не вызывающем здесь подозрения дизайне, принятом после 1892 года), взгромоздился за стол и не вставал с него следующую пару часов. Закончив, я даже начал ощущать в голове боль от некоторого мозгового напряжения.

Я постарался расписать всё как можно разборчивее и подробнее, для чего использовал практически печатные буквы (это была ещё и лишняя предосторожность с моей стороны, на случай если какие-нибудь спецы вдруг кинутся сличать почерки). Я не изложил решительно ничего сверх того, что содержалось в современной мне популярной военно-исторической литературе. У нас изрядной частью подобной, с позволения сказать, инфы владеет любой российский старшеклассник.