Охота на тень

Эрик знал, что нужно уходить. Что его отец опасен, по-настоящему опасен. Но Эрик не мог сойти с места, потому что овладевшее им отчаяние было парализующим. Нет, Эрик не испытывал страха — потому что слишком мало ценил собственную жизнь.

Он перебирал в памяти все случаи, когда держал на ладони пригоршню таблеток Май, раздумывая, не положить ли конец этому дерьму. Даже тогда ему не было страшно, только немного тревожно от ощущения незавершённости. Эрик чувствовал, что должен был что-то свершить.

Нет, он не боялся смерти.

Он боялся жизни, а это страх совершенно иного рода.

— Я не… — начал Бьёрн.

— Закрой рот! Заткни свою пасть! — закричал Эрик. — Ты убил их…

Рука Бьёрна замерла в движении и так вцепилась в протез, что тот съехал на сторону.

Эрик поглядел на его ногу.

— А твоя нога, — произнёс он. — Так называемый несчастный случай. Я изучил каждый день, каждый час, каждую минуту той зимы в восьмидесятых. Тебе ампутировали ступню ровно через две недели после убийства Линды Буман. Никакой грёбаный мусоровоз на тебя не наезжал. Ты повредил ногу, когда вылезал из окна той квартиры в Берлинпаркен. А инструмент медвежатника тебе Судден подогнал, так ведь?

— Нет, всё было не так.

Голос Бьёрна понизился до шёпота.

— Ты не поехал в больницу, потому что боялся, что тебя заподозрят, разве нет? А когда ты всё-таки пошёл к врачу, ступню уже было не спасти. И это была большая удача, потому что ты больше не мог бегать по улицам и убивать людей.

Стало тихо.

— Всё было ложью, — прошептал Эрик. — Я нашёл письмо от твоего бывшего работодателя. Сокращение, говоришь? Так ты объяснил всё бабушке? Чёртов лгун! Ты угрожал убить свою начальницу, потому что не выносил её. За то, что она женщина. Поэтому тебя вышвырнули.

Эрик замолчал, потому что тьма стала такой непроглядной, такой удушающей, что засасывала в себя даже слова, словно морская пучина.

— Ты украл у меня жизнь, — простонал Эрик, — и даже не можешь признаться в этом.

Бьёрн сидел молча, опустив голову. Рукой он всё ещё держался за культю.

Эрик обратил взгляд на женщину, которая раскинулась на покрытом опилками полу. Дыхание её стало реже, лицо побледнело, а в уголке рта больше ничего не пузырилось.

Эрик знал, что должен задать этот вопрос, хоть знал ответ заранее.

— Ты и маму тоже убил?

Бьёрн ничего не ответил.

— Я отыскал твой старый паспорт, — продолжал Эрик. — Там стоял штемпель с Мадейры. На нём значится май 1977-го. Ты сам послал оттуда открытку, чтобы отвести от себя подозрения, так ведь?

Бьёрн молчал.

В душе Эрика ширилась и рвалась наружу тьма. Вся боль, которую он пытался заглушить так долго, что она стала частью его существа, теперь угрожала разорвать его на кусочки.

Наконец Эрик понял, как можно избавиться от боли. Он шагнул к своему отцу и вырвал у него из рук окровавленный молоток.

Человек, в чьей душе жила тьма, поднял молоток, чтобы убить своего отца.

Я поднял молоток, чтобы убить своего отца.

Охотник за тенью

59

Меня зовут Эрик Удин, и эту книгу написал я.

Мой отец — убийца.

Это он убил мою маму, и это он убил других женщин.

Папа уникален в том плане, что представляет собой образец самого типичного убийцы — и одновременно самого нетипичного.

Типичного — потому что убил свою жену.

Нетипичного — потому что он — серийный убийца, а это такая редкая порода, что почти не встречается. Почти — ведь за несколько десятилетий мой папа погасил пламя жизни шести женщин.

Его ненависть представляется мне безграничной, а так как я знаю о ненависти всё, мне кажется, я имею право высказаться по этому поводу. Ненависть, которую мой отец носит в себе, направлена против женщин.

Против таких женщин, как мама, которая строила карьеру, в то время как у папы на работе его смогла обскакать женщина, которая, выражаясь его языком, не могла «разобрать машину и собрать её заново с закрытыми глазами».

Таких, как Май, его собственная мать, которая воспитывала его в одиночку — строго, но добросовестно, несмотря даже на то, что, сама того не зная, предала его, отправив к тётушке-алкоголичке и её мужу-садисту в Ничёпинг тем «ужасным летом».

Иногда мне кажется, что папа каждый раз заново убивал свою маму. Что на самом деле он ненавидел именно бабушку, а все остальные были всего лишь её безликими инкарнациями.

Бабушка часто рассказывала про «ужасное лето». Она считала, что все папины проблемы коренились именно там, но лично я в этом не уверен.

Возможно, с ним было что-то не так с самого начала. Что-то, что невозможно описать словами.

Возможно, правильного ответа нет.

Психологи считают, что в его случае движущей силой была власть. Что сексуальное насилие было всего лишь вектором, благодаря которому он мог осуществлять свою власть над женщинами и на короткое время побеждать собственную немощь.

Они говорят, что виноваты в этой его немощи несчастливое детство вкупе с психологической травмой, которую он получил в пятилетнем возрасте.