«Полковник, словно утопающий, хватающийся за соломинку, надеется спасти свою шкуру, – подумал Баташов, – но бедняга не понимает, что этим своим заявлением лишь усугубляет свою и так незавидную судьбу… А может быть, и в самом деле Верховный задумал поднять на своего сиятельного племянника руку, пока тот не сместил его с занимаемого поста за бездарные наступательные операции и неоправданные потери? – думал генерал, разглядывая напряженно застывшее лицо арестованного, который явно ждал, что за эту неожиданную, но ценную весть, генерал-контрразведчик снимет с него несуразное обвинение в шпионстве».
– Кто может подтвердить ваши слова? – спросил он.
– Никто, – поник головой Мясоедов. – Жандармский полковник, который поведал мне об этом, погиб при невыясненных обстоятельствах.
– Вы хотите, чтобы я дал ход этому вашему заявлению?
– Так точно, ваше превосходительство, – облизнул пересохшие губы Мясоедов.
– Но не кажется ли вам, что это достаточно голословное заявление лишь усугубит вашу вину?
Мясоедова передернуло от этих слов, и вся его богатырская фигура неожиданно поникла.
– А делайте, что хотите… – удрученно промолвил он.
– Господин подполковник, – обратился генерал к Воеводину, – зачитайте, пожалуйста, все пункты обвинения.
– Офицеру штаба 10-й армии полковнику Мясоедову инкриминируется следующее: находясь на службе в жандармском корпусе до 26 сентября 1907 года и с 27 сентября 1911 года по 17 апреля 1912 года, располагая по своему служебному положению секретными сведениями о наших Вооруженных силах… войдя в сношения с агентами иностранных правительств, сообщал этим агентам для передачи их правительствам, и в том числе германскому, эти самые секретные сведения…
– Хочу напомнить, что по законам Российской империи за шпионаж в мирное время полагается бессрочная каторга, – перебил подполковника Баташов. – Что вы можете сообщить следствию по этому поводу?
Мясоедов, которому случалось быть обвиненным в самых разных преступлениях и злоупотреблениях, но никогда в измене, явно сраженный этим обвинением, прозвучавшим, словно гром среди ясного неба, молчал, не зная, что ответить.
– Ну что же вы, просите, чтобы следствие завершилось как можно быстрее, а сами молчите, – решил подстегнуть нерешительного полковника Баташов.
– Я, я… – промямлил Мясоедов через силу. – Не виноват! И никому секретные сведения не передавал…
– А вы не забыли о своей встрече в 1906 году на станции Вержболово с капитаном Вальтером Николаи, который сегодня, как вы, наверное, знаете, является шефом германской разведки?
При этих словах полковник, словно улитка, втянул голову в плечи и с надрывом в голосе сказал:
– Господа, поверьте мне, я и понятия не имел, что этот офицер немецкого Генерального штаба является разведчиком! Клянусь вам в том, что ничего составляющего служебную или военную тайну я ему не выдавал. Мы просто посидели, поговорили о наших императорах и выпили за их здоровье…
– Являясь ответственным жандармским офицером, вы не выполнили распоряжение руководства о тщательном досмотре вещей германского Генерального штаба капитана Вальтера Николаи, возвращающегося из нашей страны. По дружбе или по каким-то другим соображениям, вы его не досмотрели, в результате чего оный германский офицер вывез из России секретные чертежи подводной лодки, которые были похищены немецкими агентами на военном судостроительном заводе.
– Мой агент тайно досмотрел вещи капитана Николаи и не нашел там ничего подозрительного, – начал неуверенно оправдываться Мясоедов, – а его фотоаппарат я осмотрел лично…
– И тоже ничего не нашли? Ведь чертежи непременно могли быть на пленке, которой был заряжен аппарат.
– Нет, – сконфуженно промолвил полковник, – и в самом деле, наверное, надо было проявить и просмотреть пленку. Вот об этом-то я и не догадался…
– Господин полковник, вы расскажете об этом судьям, может быть, они и поверят вам, а мы переходим ко второй части обвинения. Продолжайте, подполковник.
– Второй пункт обвинения касается вашей шпионской деятельности уже в военное время. Он состоит из трех подпунктов. Вы, господин полковник, обвиняетесь в том, что а) через посредство необнаруженных лиц довели до сведения германских военных властей данные о перемещении одного из русских корпусов и б) не сообщили в штаб собранные вашими помощниками сведения о том, какие именно германские войсковые части 14 февраля сего года находились в г. Мариамполе и его окрестностях…
– Я просто не хотел вводить в заблуждение штаб, отправляя еще не проверенные сведения, – глухо произнес Мясоедов, прекрасно понимая, что сидящие напротив него офицеры не верят ни единому его слову.
– Кроме этого, вам ставится в вину, что вы во время проведения разведывательных рейдов в глубоком тылу врага и в прифронтовой полосе были неоднократно замечены в мародерстве, что по законам военного времени сурово карается…