Помнится, я там шерстяной платок тетушке на Новый год покупала. Глаше – сережки с колечком. Тишке – деревянный пароход. Дарье – блокнот с серебряным тиснением. Гордею – носки из верблюжьей шерсти. Яшке – варежки. Полю Маратовичу – новенькую лупу. Даже для Бабишева письменные принадлежности нашла. Только вручить их повода, к сожалению, не было.
Шла я медленно. Постоянно оглядывалась по сторонам. Прислушивалась к раздававшейся со стороны циркового шатра музыке. Она напоминала мне ту, что наигрывала музыкальная шкатулка, оставшаяся от моей покойной бабушки. Прохор Васильевич часто заводил ее на праздники, мотая веселую мелодию по кругу.
Долго так не выдержав, Гордей взял меня за руку и потянул за собой. Я даже не сопротивлялась. Остановились, только достигнув входа в шатер, выполненого в виде оскалившейся медвежьей пасти с острыми зубами. Пристав протянул билетеру два четвертака, получил программку и новенькие билетики.
– Господа хорошие, токмо извольте не шуметь, – предупредил нас пожилой старик с мохнатыми бакенбардами. – Представление в самом разгаре.
Внутри было темно, лишь несколько масляных ламп освещали деревянную сцену, где под чарующую восточную музыку, танец-живота, в полупрозрачном костюме, танцевала… двухголовая девица.
Скамейки мы отыскали на ощупь. Потеснили собравшийся люд, И, не сговариваясь, но как-то мысленно поняв друг друга, решили встретиться с хозяином цирка уже после представления.
За девицей вышла дородная женщина в чалме и с ярко-рыжей, густой, опускавшейся до самого пояса бородой. Она тоже исполнила что-то вроде танца. Дала потрогать бороду сидевшим на первом ряду визжащим детишкам, и скрылась за сценой. За ней последовали карлик, глотающий огненный кинжал, женщина-акробатка с обручем, молодой парень со сросшимися пальцами на руках, из-за чего его конечности напоминали клешни краба. Последним на сцену выскочил усатый силач в полосатом костюме, с гуттаперчевым мальчиком на плечах. Пока тот прыгал, бегал, гнулся во все стороны, демонстрируя чудеса владения телом, мужчина бросал в воздух гири.
К нему я присматривалась внимательнее всего. Тщательно выискивала на лице признаки беспощадного душегуба – убийцы, что лишил жизни уже двух человек – а находила только некую растерянность во взгляде и добрую улыбку.
Стоило раздаться бурным аплодисментам, знаменующим конец представления, как конферансье – тот самый билетер у входа – держа в руках металлическую миску, прошелся по рядам, собирая пожертвования. Пока я искала в сумочке монету, Гордей времени зря терять не стал, достал из кармана служебную книжку.
Старик, видимо, не робкого десятка, теряться не стал. Кивнул.
– Любезный, сопроводи-ка нас к хозяину цирка.
– За какой такой надобностью?
– Дело важное у полиции к нему имеется.
По глазам видно, не устроило такое объяснение билетера. Но супротив служивых не попрешь. Высыпал монеты из миски в карман сюртука и жестом велел следовать за ним.
Нас вывели через вход. Обошли шатер с другой стороны. И подвели к деревянному, всему обклеенному цирковыми афишами вагончику. Стукнули в дверь по-особенному – стук, пауза, два быстрых стука. Щелкнул замок.
– Бонечка, миленький, в чем дело? – ленивый, заспанный взгляд скользнул сначала по приставу, затем остановился на мне. Лицо вытянулось от удивления. – Вы?
И с чего я решила, что она гимназистка?
Дело в платье, если только. В музее живописи, где мы встретились два дня назад, на этой женщине был белый, выглаженный наряд, с длинным воротом и пышным бантом на груди. Волосы строго собраны волосок к волоску. Лицо чистое, из-за чего взгляд казался невинным, скидывая его обладательнице лет пятнадцать.
Сейчас перед нами предстала абсолютно другая картина.
Вместо платья – длинный шелковый халат, подчеркивающий ладную фигуру, какой могла обладать только взрослая женщина. Строгую прическу сменили спадающие на плечи пышные темные локоны. Излишний, как по мне, макияж, подчеркивал красоту, но и придавал барышне года. Зато теперь она полностью соответствовала своему властному голосу.
Не пропустив странную реакцию незнакомки, Гордей нахмурился, прошел вперед, задвинув меня за спину.
– Позвольте представиться, пристав Мещанского участка Гордей Назарович Ермаков, – помахал он в воздухе документами. – Прибыл со своей помощницей по вопросу следствия. С кем имею честь?
– Аполлинария Святославовна Хрумская, – пробормотала она, переводя растерянный взгляд на конферансье. – А в чем, собственно, дело? Бонечка, я ничего не понимаю…
– Полечка, господа хорошие изволили быть представленными хозяйке цирка, – пожал он плечами.
– Но по какому вопросу?
Я решила вмешаться.
– Госпожа Хрумская, разрешите переговорить с вам наедине?
– Вы та барышня из музея…
– Да, это я. Вы позволите нам войти?
– Разумеется, – она посторонилась, дав нам с Гордеем протиснуться в темное помещение, что-то шепнула старику и прикрыла перед его носом дверь. – Простите, у меня совсем не прибрано. Не ожидала нынче гостей…