Гостей, Полина, действительно не ждала. Небольшой диванчик, накрытый смятой простыней, выглядел так, словно с него только что встали. Все вешалки были завалены платьями. На трюмо, заставленном горшочками с шалфеем, грязные разводы крема. На столике – блюдце с надкусанным, заветренным пирожным и бокал с недопитым чаем.
Стащив с диванчика простыню, хозяйка отбросила ее в сторону и жестом пригласила нас присесть. Сама заняла стоящую напротив низкую табуретку.
– Я вас внимательно слушаю, – захлопала она сонными глазами, сосредоточившись на приставе, как на лице, внушающем большее опасение.
– Аполлинария Святославовна, – прочистив горло, произнес Ермаков. – Извольте поведать, сколько вы уже управляете цирком? Хорошо ли знаете людей, что в нем служат? Когда приехали в Китеж? Как давно надумали поездку?
Выслушав обрушившийся на нее шквал вопросов, женщина смутилась. Задумалась. Подняла глаза к невысокому потолку.
– Цирком я управляю… в этом году у нас небольшой юбилей – десять лет, – она покачала головой, грустно вздыхая. – Подумать только, как быстро летит время. Казалось, только вчера погибли папенька с маменькой, оставив меня одну на всем белом свете…
– Сколько вам тогда было? – уточнила я.
– Только исполнилось восемнадцать. Я как раз окончила Тмутараканский институт благородных девиц. Случилось… несчастье. Я осталась без родительской поддержки. Без гроша за душой. В таком отчаянии, что едва не наложила на себя руки. Знаете, что меня спасло? К нам в город с гастролями наведался цирк. Мне удалось попасть на грандиозное представление. Я была под крепким впечатлением и в тот же день зажглась мыслью собрать труппу. Однако в театральном деле жестокая конкуренция. А все эти клоуны, акробаты, несчастные животное – казались… нет, не скучными, скорее, обыденными. Тут-то мне на глаза и попался европейский журнал с заметкой о необычном бродячем шоу…
История Аполлинарии Святославовны вряд ли кого-то могла оставить равнодушным. И дело не в том, что ее было жаль – в таком раннем возрасте остаться сиротой, еще и без денег. У кого угодно опустились бы руки.
Совсем наоборот.
Я прониклась невольным уважением к ее силе воли и целеустремленности. Будучи восемнадцатилетней воспитанницей института благородных девиц начать практически с нуля и подняться в своем деле до немалых высот. Знать, что от тебя зависят судьбы всех участвующих в шоу людей – это ли не показатель подобных качеств?
Даже Гордей, вроде бы, проникся. По крайней мере, взгляд стал не таким строгим. Не подозревая, что за бурю вызвал в наших душах ее рассказ, женщина продолжила:
– Тяжко было. И труппу подобрать. Не поверите, сколько сиротских приютов я обошла. И реквизитом разжиться. Все, что удалось продать – вплоть до родительского дома – в дело пошло. Себе и лишку не оставила. Так и завелось с тех пор – как бог нам пошлет. Добрый заработок – живем. Худой – перебиваемся. По городам нашей необъятной империи с зимы по лето, с лета по зиму катаемся. Где-то по-доброму привечают, возвращаемся. Где-то не по нутру приходится наше шоу. Туда более ни ногой. А в Китеже, вот, поперву. Все недосуг было, а тут как-то… само вышло. По пути нам. Чего бы не заглянуть? Что там еще вас интересовало, господин пристав?
– Люди, что служат в цирке. Всех ли хорошо знаете? Со всеми дружбу водите?
Госпожа Хрумская кивнула.
– Все так. Кто-то с самого начала со мной. Как Бонечка, простите, Бонифаций Иланович. Честный, душевный человек. Он заменил мне отца. Еще кухарка наша, Анна Гавриловна. И Савелий. О нем я, как о младшем братишке, все десять лет пекусь.
– Савелий? – уточнила я.
– Савелий Глебович Арутников. Гирьками жонглирует. Силищи бог дал, а вот ума… В детстве матушка его в прорубь обронила. Мальчонкой болел долго. На голову дало, блаженным сделался, говорить перестал. Она его в приют сдала. Он там и воспитывался, покамест возраст позволял. Затем в пристройке жил, чем мог подсоблял. Там-то я его и заприметила. Нумер свой он выучил скоро. Любит его дюже ребятня. На всех представлениях – аншлаг.
Мы с Ермаков переглянулись. Я отрицательно качнула головой.
Блаженный, значит. Не сильно сей факт вписывается в нарисованный следствием портрет. Однако, поговорить с мужчиной все равно придется. А ну как действует по чьей-то указке?
– Госпожа Хрумская, – прочистив горло, обратился к ней пристав. – Как давно вы уже в городе?
Она задумалась.
– Да почитай уж неделю.
– А не отлучался ли ваш Савелий по ночам?
– Бог с вами, господин пристав, – нахмурившись, отмахнулась Полина. – Кто же его такого, в одиночестве отпустит? На прогулки ходил со мной, было дело. Но то все днем, а по ночам… Нет, не отлучался. У любого в цирке спросите. Труппа у нас небольшая. Все всех видят, все у всех на глазах.
– Всенепременно, – кивнул Гордей и поднялся с дивана.