— Действительно, какого? — Валентин отколупнул от стены кусочек штукатурки, размял его в пальцах, щепотью просыпал на истерзанную перочинными ножами поверхность перил.
— Нам, Валя, не расхолаживаться бы теперь… — Баринов мялся, перетаптываясь с ноги на ногу. Настрой приятеля ему явно не нравился. — Выполним все, а после уже будем думать, лады?
— Не боись, — Валентин хмыкнул. — Гада, что показывали на экране, мы сделаем. В наилучшем виде!…
Обычно Кот подъезжал домой к десяти вечера на двух машинах. В то время, как он заходил в подъезд, один из телохранителей на лифте поднимался на шестой этаж и, убеждаясь, что все в порядке, махал в широкий лестничный проем рукой. Только после этого в лифт входил Кот в сопровождении еще двоих людей. Ничего особенного в этой схеме не таилось. Сложности люди полковника придумали себе сами. Они запретили подрывать лифт, запретили использовать снайпера, вообще запретили какое бы то ни было огнестрельное оружие. Соответственно с улицы, где дело пришлось бы иметь с шестью-семью вооруженными гавриками, события переносились под прикрытие стен. Плюс ко всему роковая улика и впрямь кому-то понадобилась до зарезу, и ее срочным образом создавали, пятная не липовой, а самой настоящей кровью. Возможно, истинной целью был даже не Кот, а птичка покрупнее, но об этом приходилось только догадываться…
Все получилось до будничного просто. Охраннику, поднявшемуся наверх, позволили махнуть рукой. Лифт, отправленный вниз, перехватил Баринов, затаившийся двумя этажами ниже. На том и строился главный расчет. Технари, побывавшие в подъезде накануне, успели внести в немудрящую схему управления лифтом некоторые коррективы. Нажав на клавишу с номером «шесть», Баринов достал нож и свинчатку. Охранник сам облегчил ему задачу. Любопытствуя столь скорому подъему лифта, он приблизился к створкам и поперхнулся от огненного удара по горлу.
Не теряя времени даром, Баринов стянул с него яркую китайскую куртку и заволок за трубу мусоропровода. Лифт поплыл вниз, а Баринов, шикнув ожидающему на седьмом этаже Валентину, торопливо стал натягивать на себя куртку убитого. Выходящие из лифта должны были увидеть «своего человека» со спины. Так и получилось. Спустившийся Валентин изобразил пьяного, а Баринов неловко подхватил его под мышки. Крякнув от неожиданности, Кот задержался возле лифта. Один из сопровождающих поспешил к Баринову, спеша помочь выпроводить с этажа «захмелевшего старика». Этот шустряк от них и принял первый «нож». Валентин ударил резко, махом снизу. Парня даже чуть подбросило вверх. Словно бы попятившись, все так же спиной Баринов отшатнулся к Коту. Валентин уже высвободил нож, но хрипящую жертву какое-то мгновение еще удерживал перед собой. Парень соскользнул на пол в тот самый момент, когда, развернувшись, Баринов рубанул последнего из телохранителей кастетом по переносице. Мигом позже Кот распахнул рот и задохнулся от боли. Нож Валентина впился ему в грудь, и тотчас ударил Баринов. С делом было покончено.
Осмотревшись, в нужных местах они оставили нужные улики. Тел прятать не стали. На том же лифте поднялись на самый верх, кабинку отправили обратно и через отомкнутый люк выбрались на крышу. По пути Валентин сорвал с себя бороду и несуразные очки. Баринов заранее приготовленным бруском дерева подпер крышку люка. Сгустившиеся сумерки обещали лучшую из всех маскировок. Шагать можно было не скрываясь. Проникнув в соседний подъезд, с паузой в полминуты они спустились вниз и вышли на улицу. На машину с охраной никто из них не оглянулся. Ножи, запакованные в полиэтилен, надежно покоились в карманах. Тревогу, по прикидкам аналитиков, должны были поднять минут через семь-десять, когда, не дождавшись телохранителей, кто-нибудь из оставшихся на улице удосужится зайти в подъезд. Однако к этому моменту Лужин с Бариновым были уже далеко.
Валентин полагал, что их остановят квартала через три-четыре, но светлый «Ниссан» нагнал их раньше. Водитель просигналил условленным образом, и оба нехотя полезли в душное нутро машины. Недолгая воля кончилась.
— Вчера был Кот, кто последует завтра?
— А какая, на хрен, разница?
— Для меня, Барин, разница есть. Я не такой толстокожий, как ты.
— Брось, Валек! Одной мразью стало меньше. Чего переживать? И другие такие же будут. Ты же не на мафию работаешь, — на государство!
— Не знаю, Барин, не знаю…
В одинаковых позах — закинув ногу на ногу и заложив руки под голову, они лежали в комнате, камерой которую называли только по привычке. Учебный корпус мало чем отличался от тюрьмы, и все же тюрьмой это уже не считалось.
— Скажи, тебя в самом деле утешает то обстоятельство, что он был мразью?