Охота на волков

Всю обратную дорогу Егоров молчал. Лодка, заметно полегчавшая после разгрузки, легко и быстро скользила по гладкой, почти зеркальной поверхности реки, в которой от берега до берега вытянулось синее, пышущее светом, небо. Временами, лодку сопровождали чайки, наполняя берега тревожными криками, да многочисленные утиные стаи, тревожась, взмывали из-под берегов и неслись по своей птичьей глупости наперерез лодке. Смирнов, невзирая на жуткое похмелье, пытался что-то рассказывать, шутить, но Егоров и не слушал. Его мысли были далеко, они перемежались от дома к дальним местам предстоящего похода и устремлялись вспять. Егоров пытался взять себя в руки, перебороть обидное осознание того, что его судьбой, его жизнью вновь распорядились по своему усмотрению совершенно чужие ему люди, а он сам был бессилен противостоять им. Его жгло изнутри опустошающее ощущение собственной слабости перед колхозной верхушкой, перед органами госбезопасности. А ведь они были такие же люди, как и он. И даже физически, а, возможно, и умственно более слабые и примитивные. Разница между ними и Егоровым была в том, что он избрал себе спокойную, тихую жизнь. Он не желал власти, он желал жить для себя и своих родных, жить мирным, созидательным трудом, в пределах своего дома и не лезть в дела других. Они же пошли иным путём. И теперь, обретя эту власть, врезались в его спокойную и размеренную жизнь, коверкая и переделывая в ней всё на свой лад, как было удобно и выгодно им. Но больше всего страдало не задетое самолюбие Егорова. Он переживал за свою семью – они тоже были пострадавшими в этой ситуации и, возможно даже, больше, чем сам Егоров. Тревожило его и то, как отнесётся к этому его жена, его Настя. Женщине часто невдомёк те вещи, которые мужчине кажутся простыми и понятными. И объяснить их зачастую просто невозможно. Что мог ответить Егоров на вопрос супруги «Почему ты согласился»? Проявил слабодушие и трусость? Не смог устоять перед длинными, звучными речами председателя? Испугался синей фуражки капитана госбезопасности? Егоров остался в эвакуированном селе в надежде на то, что вокруг станет меньше начальства, меньше суматохи и этим же уговорил остаться с ним и Настю. Он убедил и себя и её, что, не смотря на географическую близость врага, после эвакуации в поселке станет куда безопаснее, чем под носом у колхозных чиновников, они смогут в полной мере наслаждаться своей скромной семейной жизнью, заниматься хозяйством, растить дочерей. На деле же вышло не так. Егоров стал бывать дома реже, чем до эвакуации. То он отрабатывал план, то плавал в колхоз на бесконечные собрания и совещания. А в этой, конкретной ситуации, то, что Егоров остался в прифронтовой полосе, лишь всё усугубило. Живи он с семьёй в Восмусе, ни кто и не вспомнил бы о нём. Нашли бы другого проводника.

6

На обед Юрьин отправился к комбату. Тот должен был разобраться с его бумагами, внимательно всё проверить и оформить их. Обедать они уселись в штабной избе, чтоб можно было всё спокойно обсудить, без лишних ушей.

Небольшая кастрюлька с рыбным супом, чугунок печеной картошки, буханка ржаного хлеба и кувшин молока, стоявшие на большом, капитальном круглом столе, приятно радовали голодный глаз капитана госбезопасности. Деревенская душа капитана, конечно же, мечтала об ухе. Но в кастрюле был именно рыбный суп – похлёбка из консервированной сельди. В стороне от пищи лежали стопкой несколько бумаг, которые принёс с собой Юрьин – это были накладные на боеприпасы и продовольствие.

– Интендант полковой, язва, зажимался поначалу! – откусывая кусок хлеба, смеялся Шабанов. – Да комполка таких ему ввалил, вмиг раздобрился!

– Не любитесь вы с ним? – улыбнулся Юрьин, отхлебнув прохладного и пересоленного рыбного супа большой деревянной ложкой.

– Да какой там? Мне вообще кажется, что всю эту службу выдумали, что б нам – боевым жизнь портить! – пережевывая хлеб, продолжал смеяться комбат. – Но как его комполка оприходовал, будь здоров!

Юрьин дохлебал суп, отодвинул тарелку в сторону и взял рукой печеную картофелину, с досадой отметив, про себя, что та сильно остыла.

– Ну, Егоров даёт! – покачал головой Шабанов, отпив молока из белой эмалированной кружки. – И чего стоит ему? Тоже мне – фигура!

Юрьин уже собрал про Егорова сполна информации и был сам не в восторге от кандидатуры кулацкого внука и жандармского сына.

– Да… – задумчиво покивал Юрьин, очищая картофель от подугленной кожуры, и добавил назидательно: – А ты нахваливал его! Не надёжный он. От такого, понимаешь, что угодно ждать можно. Да выбирать особо не из чего, да и некогда!

Шабанов виновато покосился на Юрьина, поставив кружку на стол. Ему вновь вспомнился вчерашний телефонный разговор с командиром полка, в котором тот прямо сказал, чтоб капитану госбезопасности оказали всяческое содействие и помощь. И комбат хорошо понимал, что если комполка узнает, что он хоть в чём-то не угодил важному гостю, то достанется ему с лихвой.

Раздался стук, отодвинулась занавеска, ведущая в следующую комнату, и на пороге возник дежурный по штабу.