Охота в атомном аду

Это же гитлеровский ас № 2, второй в списке после Эриха Хартмана, пробы негде ставить. Воевал в истребительной эскадре JG-52 и, по немецким подсчётам, сбил за войну 275 самолётов, 272 из которых были советскими. Что ещё можно вспомнить? В отличие от белокурого «Буби» Хартмана, который провёл десять послевоенных лет весьма разнообразно и с большой пользой для себя (если конкретнее – где-то возле параши одного нашего северного лагеря), дорогой герр Ралль всё-таки соскочил с карающего конца. Поскольку весной 1944-го его перевели на Западный фронт, там, при отражении очередного налёта «крепостей» на какой-то из нефтеперерабатывающих заводов Дриттенрайха, он был тяжело ранен в бою с «Тандерболтами» и до самой капитуляции Фатерлянда кантовался по госпиталям и штабам. Ну а с 1956-го он оказался в первых рядах тех реваншистов, что активно возрождали бундеслюфтваффе, а потом даже командовал оснащённой впоследствии печально прославившимися «Старфайтерами» F-104G эскадрой JG-34. Вот только до звания генерал-майора, которое ему в нашей реальности присвоили в 1967-м, он здесь уже ну никак не дослужится. Тут уже точно вышла не грудь в крестах, а вовсе даже наоборот, голова в кустах…

– Ja, ich kenne dich! – сказал я радостно и тут же продолжил на своём корявом немецком: – Да я же знаю тебя, сволочь! Не хочешь говорить имя, не надо! У тебя всё на лбу написано! Ты же Гюнтер Ралль, полковник и недобитый фашистский ас!

– Ich bin keine faschist! Я не фашист! – проскрипел явно ошеломлённый пилот. Дело в том, что в отличие от современной, порядочно обезумевшей России, в 1960-е в СССР имена, портреты и «боевой путь» гитлеровских асов было как-то не принято широко пропагандировать в издаваемых на русском языке красивых книжках с картинками. А раз так, узнать его в лицо здесь мог только «узкий специалист». Видимо, он здраво предположил во мне армейского разведчика или человека из Кей-Джи-Би…

Я ожидал, что опять всё пойдёт как в прошлую войну, и он сейчас начнёт клясться и божиться в том, что «зи зинд арбейтсмене, унд пролетариат», а воевать его очередные империалисты заставили исключительно силком. Но отчего-то подобных откровений не последовало. Видимо, пленный осознавал, что я в эти старые как мир отмазки не поверю…

– Так, рассказывай, что знаешь, – продолжил я, с трудом подбирая немецкие слова. На всякий случай я для пущей убедительности навёл «АК-47» ему в переносицу. – Будешь молчать – пристрелю, расскажешь что-то интересное – окажу первую помощь…

Правда, сказав это, я тут же понял, что предложенная мной «шикарная альтернатива» выглядит откровенно так себе. Потому что сейчас пристрелить, возможно, даже более гуманно, чем перевязывать…

– Что вас интересует, офицер? – спросил Ралль. Странно, что он не сказал «товарищ офицер». Ну да ладно…

Я, как мог, начал задавать свои вопросы. Прекрасно понимая, что если бы передо мной оказался, к примеру, рядовой, унтер или даже лейтенант, разговаривать с ним было бы вообще бесполезно. Поскольку подобный вражеский вояка невысокого ранга, который за прошедшие жутковатые часы традиционно не мог увидеть ничего дальше собственного носа, не поведал бы мне ровным счётом ничего, кроме слухов. А тут, как-никак, целый полковник вражеских ВВС, который в этот роковой день просто обязан был торчать в своём штабе, рядом с радиостанциями и защищённой кабельной связью. И хоть что-то он по этой самой связи должен был услышать!

Нет, кое-что он мне, конечно, рассказал. Хотя, честно признаюсь, я рассчитывал на куда большее. Так или иначе, это были всего лишь слова, произнесённые почти что трупом, и стоили эти сведения недорого, тем более что понял я из его почти что шёпота, судя по всему, далеко не всё…

То есть, как можно было легко догадаться, про общую ситуацию в мировом масштабе даже полковник и командир эскадры бундеслюфтваффе знал мало что. В конце концов, эту войну начал не он, и его хотения на сей счёт никто не спросил. Поскольку шёл Карибский кризис, боеготовность у них была повышена уже несколько дней. Но после того как произошёл запуск первых ракет по территории ГДР, в бундеслюфтваффе объявили полноценную боевую тревогу, а одновременно с восточной стороны начали прилетать неизбежные «ответки».

Потом (радио тогда ещё хоть что-то говорило) американцы попытались атаковать советские военные объекты на Кубе, но результат получился какой-то невнятный. Судя по всему, русские всё-таки успели запустить оттуда большинство своих ракет различных типов, предварительно нацеленных на США. Ну а дальше всё посыпалось и заполыхало всерьёз, как говорится, «понеслась».

Какую-либо централизованную и упорядоченную информацию сразу же «обрезало». Она перестала поступать уже через три-четыре часа после начала войны, и то, что Ралль каким-то образом узнал и услышал (я так понял, что слышал он в основном примерно то же самое, что и я – сообщения центров Гражданской обороны), было жалкими крохами.