Подошёл, бдительно держа его на мушке. Но нет, кажется, он вовсе не хитрил и продолжал лежать на боку без движения. Закинув «АК-47» за плечо, я наклонился над ним. Потормошил, потом пощупал пульс. Летун вроде бы дышал, но как-то слабо. Обшмонал найдёныша. Планшета или просто карты при нём не было. Зато я нашёл подмышечную кобуру с не взведённым «вальтером» Р-38 и ракетницу с тремя ракетами в боковом кармане комбеза. И то, и другое я переправил в свои, сразу же оттопырившиеся, набедренные карманы.
Затем я перевернул пилота лицом вверх и, расстегнув лямки, начал за грудки выдёргивать его из подвесной системы, словно морковь из грядки. Немец при этом стонал и скрипел зубами. Видно, всё же сильно его поломало.
Освободив его от парашюта и откинув купол со стропами подальше, я опустил пилота обратно на землю, одновременно сняв с его головы красно-белый гермошлем с болтающейся у лица бесполезной кислородной маской, затруднявшей окончательную идентификацию его личности. На вид этому бундесфрицу было явно за сорок, правильные черты лица, длинный подбородок, брови домиком, нос с горбинкой, надо лбом – намечающаяся лысина, на губах и выбритом до синевы подбородке – свежая кровь, знать, ушибся при катапультировании вплоть до внутреннего кровотечения. Типичный западноевропейский «сверхчеловек» средних лет. И что-то в его облике показалось мне смутно знакомым. Только я не смог сразу вспомнить, что и откуда именно…
Пока я его с интересом рассматривал, пилот открыл страшноватые, все в полопавшихся сосудах глаза цвета говядины.
– Wo ich bin? – поинтересовался он слабым голосом.
– Du bist in Gefangenschaft, – ответил я. Да где же тебе ещё быть, сердечному, как не в плену?
– Wer du bist? – спросил пленный.
Блин, над тобой стоит человек в чёрном танкистском обмундировании, на голове которого пилотка с красной эмалевой звёздочкой, а на плече висит характерный «калашников», плюс к этому уже почти сутки идёт самая натуральная война, на запад сплошным потоком рвутся советские танки, над которыми ты, судя по всему, ещё совсем недавно летал, – и после этого считаешь нужным спрашивать, кто мы такие? Он что, тибетских монахов или чернокожих зулусов надеялся встретить? Более чем странноватый вопрос из его уст. Разве что контузило до частичной потери зрения или до состояния полного дежавю, и он не помнит ни кто он, ни где он. Если так, то это плохо, поскольку я уж точно не стану объяснять ему, что он «американский профессор-энтомолог, следующий на Суматру ловить бабочек и заехавший в Одессу, чтобы навестить могилу отца»…
– Russische, – честно признался я. Ведь ясный же перец, что русские. Кто тут ещё может быть? Разве что их восточные соседи из братской ГДР или какие-нибудь чехи…
Немец застонал громче, словно этот факт стал для него невероятно болезненным открытием.
– Wie heist du? – задал я ему вопрос из школьного курса и на всякий случай уточнил. Уже из курса институтского: – Dein Name?
Пилот смолчал.
В это время из верхнего люка «пятидесятки» высунулась голова напарницы. Неужели что-то чрезвычайное? Но оказалось, что нет.
– Командир, – крикнула она. – Раз взялись допрашивать, делайте это быстрее! Ветер поднимается, и радиацию может понести в нашу сторону! Да и пожар на этой стороне реки, кажется, хоть и медленно, но распространяется!
Глянув на полностью подтверждавшее её слова пульсирующе-багровое зарево у горизонта, я кивнул, дав понять, что принял сказанное к сведению.
– Sag mir, mein Klein, wie heist du? – повторил я вопрос. На сей раз контекст был несколько фривольным, поскольку «маленьким» пленный точно не был. Так просто, к слову пришлось…
– Und sie sind sichen ein Scherz? – спросил, не издеваюсь ли я, часом, похоже собиравшийся остаться до конца верным своей дерьмовой (они же в первую очередь подписываются служить американцам, а уж потом – ФРГ) бундесприсяге, дойч.
– Auf keinen Fall! Also, deine Name? – ещё раз повторил я.
И тут вдруг увидел нашитую на грудь его запачканного землёй комбинезона табличку: «G. Rall. Oberst». Сразу я её толком не рассмотрел, в частности из-за ремешков подмышечной кобуры.
И почти сразу же мозаика сложилась. Ну да, я рожу этого чёрта неоднократно видел на фото в разных импортных книжках о пилотах Второй мировой, только там он был куда моложе и свежее, волос на голове больше, форма побогаче, на фуражке орёл со свастикой и под горлом обязательный рыцарский крест на ленте. Стало быть, на меня упал с неба вовсе даже не «какой-никакой», а весьма серьёзный «дойче официр».
Перефразируя сказанное Глебом Жегловым Володе Шарапову во время облавы в том ресторане, где последний, чисто случайно, заловил шуструю Маньку Облигацию – довелось тебе, паря, поручкаться с самим Гюнтером Раллем.