Охота за древом

That time of year thou mayst in me behold, (73)
When yellow leaves, or none, or few do hang
Upon those boughs which shake against the cold,
Bare ruined choirs, where late the sweet birds sang.
In me thou seest the twilight of such day,
As after sunset fadeth in the west,
Which by and by black night doth take away,
Death’s second self that seals up all in rest.
In me thou seest the glowing of such fire,
That on the ashes of his youth doth lie,
As the death-bed, whereon it must expire,
Consumed with that which it was nourished by.
      This thou perceiv’st, which makes thy love more strong,
      To love that well, which thou must leave ere long.

«Во мне ты видишь год в такую пору, (73)…»

Во мне ты видишь год в такую пору, (73)
когда не слышно птиц, и листопад,
и веток голых брошенные хоры
без нежных певчих на ветру дрожат.
Во мне ты видишь время дня такое,
когда уж солнцу лить свой свет невмочь
и мир печатью вечного покоя
отметит alter ego

смерти — ночь.Во мне огня ты видишь затуханье,
последний отблеск тлеющих углей
и юностью согретое дыханье
от губ, которым скоро гнить в земле.
          Но видишь: тем любовь твоя сильней,
          чем ближе время расставанья с ней.

«But be contented when that fell arrest, (74)…»

But be contented when that fell arrest, (74)
Without all bail shall carry me away,
My life hath in this line some interest,
Which for memorial still with thee shall stay.
When thou reviewest this, thou dost review,
The very part was consecrate to thee,
The earth can have but earth, which is his due,
My spirit is thine the better part of me,
So then thou hast but lost the dregs of life,
The prey of worms, my body being dead,
The coward conquest of a wretch’s knife,
Too base of thee to be remembered,
          The worth of that, is that which it contains,
          And that is this, and this with thee remains.

«Когда меня возьмут в бессрочный плен (74)…»

Когда меня возьмут в бессрочный плен (74)
без прав на выкуп за любой залог,
ты не грусти: не властны смерть и тлен
над памятью живою этих строк.
Ты про любовь прочтешь в моих стихах —
про лучшее, что есть в моей судьбе,
а я из праха возвращаюсь в прах,
но дух навек принадлежит тебе.
Что плоть моя? Корм земляных червей,
пожива вора, мусор бытия.
Она не стоит памяти твоей:
что потеряешь ты — уже не я.
           Тебе остаться от меня должно
           лишь то, что мной в стихах воплощено.

«Or I shall live your epitaph to make, (81)…»