Охота за древом

When I do count the clock that tells the time, (12)
And see the brave day sunk in hideous night;
When I behold the violet past prime,
And sable curls, all silvered o’er with white;
When lofty trees I see barren of leaves,
Which erst from heat did canopy the herd,
And summer’s green all girded up in sheaves,
Borne on the bier with white and bristly beard,
Then of thy beauty do I question make,
That thou among the wastes of time must go,
Since sweets and beauties do themselves forsake
And die as fast as they see others grow;
         And nothing ’gainst Time’s scythe can make defence
         Save breed, to brave him when he takes thee hence.

«Когда часов унылый слышу бой, (12)…»

Когда часов унылый слышу бой, (12)
гляжу, как мрак ночной съедает свет,
как черный локон тронут сединой
и как фиалки вянет нежный цвет,
как с кроны охрой сыплется листва,
под чьим шатром скрывались в зной стада,
а с дрог свисает летняя трава
седой, колючей бородой — тогда
о красоте я думаю, скорбя,
о той, в конце страды, что время жать.
Прекрасное не бережет себя —
и как от жатвы времени сбежать?
          Но смертоносный серп осилит тот,
          кто бросит семя прежде, чем уйдет.

«A woman’s face with nature’s own hand painted, (20)…»

A woman’s face with nature’s own hand painted, (20)
Hast thou the master mistress of my passion,
A woman’s gentle heart but not acquainted
With shifting change as is false women’s fashion,
An eye more bright than theirs, less false in rolling:
Gilding the object whereupon it gazeth,
A man in hue all hues in his controlling,
Which steals men’s eyes and women’s souls amazeth.
And for a woman wert thou first created,
Till nature as she wrought thee fell a-doting,
And by addition me of thee defeated,
By adding one thing to my purpose nothing.
          But since she pricked thee out for women’s pleasure,
          Mine be thy love and thy love’s use their treasure.

«Ты, одаренный женской красотой (20)…»

Ты, одаренный женской красотой (20)
и сердцем (но без женского пристрастья
к изменам, лжи и болтовне пустой) —
он и она в одном предмете страсти.
Лучистый взор твой (ярче женских, кстати,
хоть дамы строят глазки всем подряд),
атлета стан и благородство стати
мужской и женский восхищают взгляд.
Как будто женщиной тебя создав,
природа взревновала, и с досады
план изменила, у меня отняв
тебя, добавив то, что мне не надо.
          Но членом став кружка счастливых дам,
          мне дай любовь. Что их — я им отдам.

«Like as the waves make towards the pebbled shore, (60)…»