Охота за древом

No! Time, thou shalt not boast that I do change, (123)
Thy pyramids built up with newer might
To me are nothing novel, nothing strange,
They are but dressings Of a former sight:
Our dates are brief, and therefore we admire,
What thou dost foist upon us that is old,
And rather make them born to our desire,
Than think that we before have heard them told:
Thy registers and thee I both defy,
Not wond’ring at the present, nor the past,
For thy records, and what we see doth lie,
Made more or less by thy continual haste:
          This I do vow and this shall ever be,
          I will be true despite thy scythe and thee.

«Врешь, время, ты не властно надо мной! (123)…»

Врешь, время, ты не властно надо мной! (123)
Смешно мне новых пирамид величье.
По мне, все неизменно под луной —
как мир, старо, хоть и в ином обличье.
Жизнь коротка, и всякое старье
за новизну тут примешь — не захочешь,
разинув рот на вечное вранье,
которым ты нам голову морочишь.
Не верю я и хроникам твоим,
где прошлое не схоже с настоящим —
ты эту ложь внушаешь нам, слепым,
в извечной гонке за тобой спешащим.
          Я верность постоянству пронесу
          до смерти — плюнув на твою косу.

«If my dear love were but the child of state, (124)…»

If my dear love were but the child of state, (124)
It might for Fortune’s bastard be unfathered,
As subject to time’s love or to time’s hate,
Weeds among weeds, or flowers with flowers gathered.
No it was builded far from accident,
It suffers not in smiling pomp, nor falls
Under the blow of thralled discontent,
Whereto th’ inviting time our fashion calls:
It fears not policy that heretic,
Which works on leases of short-numbered hours,
But all alone stands hugely politic,
That it nor grows with heat, nor drowns with showers.
          To this I witness call the fools of time,
          Which die for goodness, who have lived for crime.

«Когда б, любовь, ты от тщеты пустой (124)…»

Когда б, любовь, ты от тщеты пустой (124)
и от судьбы каприза вдруг родилась,
тебя б оставил случай сиротой
изменчивому времени на милость.
Но нет, моя любовь не такова,
ей вечным жить дано — не настоящим,
ей пышные противны торжества,
она стойка к невзгодам предстоящим.
Не ей за краткосрочный интерес
служить по найму времени в угоду.
Она высоким целям служит без
оглядки на текущую погоду.
          В свидетели былых шутов беру,
          чья жизнь была во зло, а смерть — к добру.

«In the old age black was not counted fair, (127)…»