Охотясь на Аделин

С моих губ срывается всхлип, когда я чувствую, как он входит в меня, и рвотный рефлекс побуждает меня извергнуть желчь прямо на него. Но в моем желудке ничего нет. Франческа не разрешает мне много есть в дни его визитов – она говорит, что не хочет, чтобы меня раздуло.

– Тебе нравится чувствовать меня, правда, детка?

Я закрываю глаза и киваю, хотя это очень далеко от истины.

Он вторгается в мое тело, словно паразит, непрошеный квартирант, который высасывает из меня жизненные силы, подпитывая свои.

Острие его ножа наконец пробивает кожу, и лезвие скользит по моему животу, провоцируя мой резкий вскрик. Кровь течет из раны, и он начинает быстрее двигать бедрами.

– Черт, какая прелесть, – стонет он, задыхаясь.

Из моего глаза выскальзывает слезинка, и я молюсь, чтобы он был слишком увлечен, чтобы заметить ее. Когда я плачу, он режет меня сильнее.

Он хочет, чтобы я извивалась под острым металлом и получала удовольствие от боли, как делает это он. Хочет, чтобы я наслаждалась происходящим, и когда видит, что этого не происходит, он злится. Он говорит, что мне просто нужно привыкнуть. Но я не знаю, как можно привыкнуть к тому, что тебя режут, словно чертову свинью.

С моих губ срывается еще один вскрик, когда он находит новое место и давит на него – медленно, словно давая мне время приготовиться.

Я бы предпочла, чтобы он сразу воткнул в меня нож, но думаю, он знает это.

Он надавливает сильнее, заставляя лезвие соскользнуть и глубоко рассечь кожу. Закрыв глаза, я резко втягиваю воздух. Ксавьер содрогается, и моя душа трещит.

Не думаю, что он собирается держать меня слишком долго. Как ему удастся, если в конце концов я истеку кровью?

– Как только я заберу тебя к себе, – хрипит он, – я буду пить эту гребаную кровь. Буду лакомиться ею в любое время суток.

Мой желудок бунтует, меня тошнит. Картина, которую он рисует, отвратительна и тревожна. С таким же успехом он мог бы объявить себя каннибалом или вампиром.

Заметив отвращение, исказившее мои черты, он рычит и подносит лезвие к моему горлу.

– Эта вена, да? Один маленький надрез, и я смогу пить из тебя до тех пор, пока ты не превратишься в увядший труп. Хочешь этого?

Да. Боже, пожалуйста, позволь мне умереть. Здесь и сейчас, и я буду охренеть как счастлива.

– Нет, – выдавливаю я напряженным от боли голосом.

Я не смею сказать ему, чтобы он сделал это, потому что тогда он точно никогда так не сделает. Ксавьер ни за что не даст мне то, чего я так хочу. Особенно потому, что знает, что это не он.

– Тогда скажи, что хочешь меня, – требует он, словно услышав мои мысли.

– Я хочу тебя, – тут же отвечаю я, хотя в моем голосе явственно звучит пустота.

Он хочет занять место в моем сердце, но там лишь зияющая дыра, которую он никогда не сможет заполнить.

Ксавьер рычит, услышав отрешенность в моем голосе, и зарывается в меня глубже. Если он думает, что он настолько большой, то не хотелось бы мне, чтобы он когда-нибудь увидел размеры Зейда.

Единственная причина, по которой его член может причинить мне боль, заключается в том, что он – часть его тела.

С трудом сглотнув, я закусываю дрожащую губу. В его голубых глазах плещется злоба, и я словно вижу, как он натягивает на них черное покрывало, и яркий цвет скрывается под этой темнотой.

Его рука движется вниз вдоль моего живота, останавливаясь, чтобы погрузить большой палец в рану и выжать крик из моего горла, а затем продолжает движение дальше. Он дразняще проводит пальцами по моей плоти, и злая ухмылка кривит его губы.

В моих дыхательных путях маленькая губка, она напитывается ненавистью к нему, словно водой, разбухая до тех пор, пока я не ощущаю, что больше не могу дышать.

Он легонько проводит пальцами по моей щели, и его глаза сверкают, когда они находят ту самую точку, от которой у меня напрягаются мышцы.

– О боже, – вздыхаю я, и слезы обжигают мне глаза.

Я ненавижу эту точку, и это еще одна вещь, о которой он знает.

Его глаза пылают, он весь лучится возбуждением.

– Скажи еще раз, – приказывает он, и в его голосе сквозит порок.

Я закрываю глаза, представляя себе покрытое шрамами лицо с дьявольскими глазами цвета инь-ян, ухмыляющееся мне из-под капюшона.

С трудом сглотнув, хрипло выдавливаю:

– Я хочу тебя.

Мне требуется усилие, чтобы не сломаться, когда я слышу его стон. Это все так неправильно. Он звучит неправильно, ощущается неправильно, он весь… чертовски неправильный. Он улыбается, когда слышит это, и теребит мой клитор сильнее.

– Скажи мое имя, Алмаз, – требует он.

Сжимаю челюсть.

Никогда. Я никогда не произнесу его.

Он пытается выжать его из меня с тех самых пор, как начал навещать меня, и все его усилия так и не увенчались успехом.

Я молчу, он снова начинает насаживаться, продолжая стимулировать меня. Мое тело напрягается, в животе зарождается предательское чувство. Но я молчу, не желая отдавать ничего сверх того, что он уже получил.

Ксавьер думает, что ничего от меня не добился, но это не так. Он отнял все, что было, – просто он не видит в этом ценности.