Она медленно встает, низко опустив подбородок, и смотрит на меня с чистейшей злобой во взгляде, пока мы стоим лицом к лицу по разные стороны постели.
– В чем, черт побери, твоя проблема? – шепотом кричу я.
– Я знаю, что ты задумала, и не позволю этому случиться.
Мне требуется усилие, чтобы не выдать себя.
– Да ничего я не планирую, – решительно отрицаю я.
Но она не обращает на мои слова никакого внимания.
– Ты не можешь получить лучшее обращение, чем у остальных, а затем избежать своей участи, – рычит она.
– Лучшее обращение? – эхом отзываюсь я и начинаю недоуменно смеяться. – Ты доставляешь мне неприятности с тех самых пор, как я сюда приехала!
– И она все равно любит тебя больше, – шипит Сидни.
Я качаю головой, абсолютно пораженная тем, что она в это верит. Франческа видит только мою стоимость. И не любит никого, кроме себя.
– Может быть, она
Она начинает обходить кровать, и я с опозданием понимаю, что оказалась загнана в угол.
– Я расскажу Франческе о твоих планах, – заявляет она, игнорируя мой выпад.
– Каких планах? – спрашиваю я, притворяясь дурочкой и надеясь, что на самом деле она ни черта не знает.
Последние два месяца я думала, как убежать отсюда, когда меня повезут на аукцион, но после вчерашней встречи с Клэр у меня появилось несколько идей, которые могут сработать и сейчас, раз уж меня больше не собираются продавать на торгах. Но Сидни вот-вот все испортит.
Она указывает на пол, и я в ужасе замираю. Я в шоке поднимаю голову и снова смотрю на нее.
– Как ты узнала?
Она пожимает плечами, и на ее губах появляется радостная ухмылка. И ко мне постепенно приходит тошнотворное осознание.
Это она стояла у стены и смотрела, как я сплю той ночью. Должно быть, она спряталась, когда я ее заметила, а потом продолжила наблюдать, когда я нашла дневник.
Господи, как давно она его читает? И как часто она наблюдала за тем, как я сплю?
– Как ты оказалась за стеной?
Она опять пожимает плечами, дико скалясь.
– Ты многого не знаешь об этом доме,
– Какие еще секреты?
– Так я тебе и сказала, – насмешливо фыркает она.
Я понятия не имею, что у нее может быть на Франческу, но меня это и не волнует. Я знаю только то, что никто из нас не выйдет из этой комнаты живой.
Если Франческа узнает, что я хочу сбежать и как именно я планирую это сделать, она предпримет все, что в ее силах, чтобы я никогда не смогла выбраться.
Но ни хрена не получится.
Им придется запереть меня на чертовой подводной лодке посреди океана, чтобы изолировать от Зейда.
Я стою в углу комнаты, и Сидни замирает у края моей кровати, быть может почувствовав, к какому выводу я пришла. А может, она замечает решимость, которая, должно быть, выгравирована сейчас на моем лице, или ей что-то говорит тот факт, что я не перепрыгиваю через кровать, чтобы убежать от нее.
Время замедляется на несколько секунд, в течение которых мы обе остаемся неподвижными. А затем начинаем действовать одновременно. Она бросается на меня, а я – в сторону тумбочки. Там, в ящике, лежит пара ручек на случай, если у меня закончатся чернила, и сейчас они – единственное, что может спасти мне жизнь. Не от Сидни, но от Ксавьера.
Она хватает меня за волосы как раз в тот момент, когда я открываю ящик и нащупываю одну из них. Мои пальцы обвиваются вокруг корпуса ручки, но Сидни отталкивает меня к стене. Я больно ударяюсь об нее, мой кулак слепо размахивается, пытаясь оторвать Сидни от моих волос.
В мое плечо впиваются зубы, стискивая его изо всей силы. Вскрикиваю. Я подавляю крик, рвущийся из моего горла, ощущая, как из-под ее зубов брызжет кровь.
Ослепленная болью, я поднимаю руку и вонзаю ручку во все места, куда только могу дотянуться, и чувствую, как она погружается в плоть и сухожилия. Сидни отпускает меня с придушенным воплем, но прежде чем она успевает отпрянуть, я хватаю ее и заставляю нас обеих рухнуть на пол, уже не заботясь о том, услышат ли нас.
Несколько секунд мы катаемся по полу. И наконец мне удается оказаться сверху. Я начинаю втыкать в ее шею ручку, отбивая ее цепляющиеся руки второй рукой. Мои ладони скользят, ручка в крови.
Ее ногти скребут по моему лицу, оставляя жалящие следы, но я не обращаю на них внимания, поскольку продолжаю вслепую колоть ее, удерживая ускользающую ручку только благодаря своей решимости. Я наношу ей удары снова и снова, усталость быстро охватывает меня, но адреналин и паника не дают мне остановиться. Наконец она замирает, и вокруг нас растекается лужа крови.
Тяжело дышу, вся залитая ею и обезумевшая от пережитого. Мое тело впадает в шок, все пять моих чувств блокируются, и уже ничто не может пробиться сквозь пелену оцепенения.
Я просто сижу и смотрю вниз на ее тело, испещренное дырами. Сидни бессмысленно смотрит в потолок, и я убеждаюсь, что ее глаза ничем не отличаются от тех, что были у нее при жизни.