От резкого запаха по моему желудку поднимается тошнота, грозя подобраться к горлу, пока я тащу труп к окну. Хватаю последнюю бутылку со спиртом и выливаю содержимое на него.
Задержав дыхание, беру веревку из простыней, обвязываю один конец вокруг его туловища под мышками, а другой – к раме кровати.
Потом выбрасываю труп из этого чертова окна. Ножки кровати скрежещут о цементный пол, она проезжает немного, а потом застревает.
Удовлетворенный проделанной работой, я снимаю перчатки и маску, достаю еще одну сигарет, и прикуриваю, глубоко вдыхая, и присаживаюсь на край кровати. Подношу зажигалку к одной из портьер на полу, ткань вспыхивает, огонь быстро распространяется дальше.
Я наслаждаюсь сигаретой, пока на моих глазах пламенем оживает мой гнев.
В моем мозгу одновременно и громко, и тихо – он наполнен белым шумом, заглушающим любые связные мысли. Я чувствую все и ничего одновременно, и никогда еще я не был так опасен.
Никогда не был более смертоносным.
Смеюсь и наслаждаюсь, наблюдая за тем, как горит это место. Здесь произошло столько ужасных вещей. Столько жертв – столько женщин и детей привозили сюда, чтобы починить, а потом увезти куда-нибудь и сломать заново.
Медленно я поднимаюсь и выбираюсь из комнаты. Мое тело физически ощущает жар, на лбу и шее выступают бисеринки пота. Мои легкие заполняет дым, а пламя обжигает кожу.
Но я ни черта не чувствую.
Выйдя из здания, я вдыхаю свежий воздух и натыкаюсь взглядом на взбешенного Джея. Я несколько раз откашливаюсь и делаю еще одну затяжку сигаретой.
–
Не обращая на него внимания, иду к задней стене, где на веревке висит труп. Дым лижет края окна, а простыни уже начинают обгорать, но я специально оставил их сухими.
Подношу сигарету к губам и делаю последнюю затяжку, после чего бросаю окурок в доктора, и его тело мгновенно воспламеняется.
Улыбаюсь. Между моими оскаленными зубами вьется дым.
Так-то лучше.
Маяк, который должен оповестить всех ублюдков на моем пути о том, что их ждет дальше, – зверь, который нашел себе дом в огне, – зажегся.
Это пламя погаснет, да, но то, что в аду, будет гореть вечно.
Удовлетворенный, поворачиваюсь спиной к ожившему аду, который я породил, и ухожу.
Я сказал своей мышке, что больше не буду мусорить, но что-то мне подсказывает, что она не стала бы возражать в этот раз.
Глава 12. Алмаз
– Каково это – быть неудачницей? – шепчет голос позади меня.
От этого голоса по моей спине мгновенно пробегают мурашки. Я оборачиваюсь, и ее лицо оказывается в нескольких сантиметрах от моего, заставляя меня отшатнуться назад. Мой кулак сжимается, мне так и хочется послать его в этот чертов нос.
Я как раз собиралась расстегнуть джинсы и взглянуть на свою рану, когда она подкралась ко мне.
– Что, черт возьми, с тобой не так? – шиплю я.
А она просто стоит и смотрит на меня своими широко раскрытыми темными глазами, с той самой улыбкой, застывшей на ее жутком, мать ее, лице.
Я сглатываю, расстроенная и чертовски удивленная.
– Думаю, лучше спросить, что со мной вообще так, – отвечает она и хихикает.