Охотник

В креслах возле костра сидят два толстяка в дорого расшитых халатах, держа бокалы с вином.

— Мелорий, что вы хотите этим сказать?

— Герберт, вы же всё прекрасно понимаете. Армия соединённых городов победят, они, как шакалы окружили льва, отгрызают кусок за куском. Лев огрызается, мечется из стороны в сторону, но противников слишком много, нападёшь на одного, укусят сзади за лапу.

— Выходит, вы быстро переходите на другую сторону.

— Что вы, что вы! Это всего лишь правда жизни, работаешь с теми, кто стоит выше, или вообще стоит. Красная империя огромна, но теряет города каждую недели, а то и чаще. Они пятятся назад, прижимаясь к столице, продавая внешние города, крепости, землю. Я выбираю сильных, мне не нужны союзники, которые готовы отдать тебя в руки врага.

— Значит, вы всё-таки не любите зелёных?

— Герберт, друг мой, я вырос на юге, под жарким солнцем, среди смуглокожих, где пьют сладкое вино, а не горькое пиво, женщины одеты в туники, а не балахоны, где нет людей, которые обворовывают тебя, называясь посланниками бога, священниками. И это абсолютно законно, этот сброд именует себя церковью. Я, как южный человек, категорически отказываюсь это понимать. Союз городов наполнен разными народами, разными культурами, наверное, это к лучшему, но я не могу переступить через себя, через принципы.

— И всё же вы теперь работаете на них?

— С ними, Герберт, с ними. Это большая разница.

— Но итог один: вы поставляете им оружие. Мелорий, разве вас не задевает, что вы, можно сказать, продаёте жизни своего народа.

— Я продаю лучшие мечи, луки, стрелы с изогнутыми наконечниками, крепкие и лёгкие щиты. И продаю тем, кто готов платить. Красная империя не хочет этого делать, из-за слишком больших потерь, видимо, но это не значит, что я должен потерять своё положение. Сейчас в мире две силы, это соединённые города и красная империя. Зелёные теснят красных, забирают города, людей. Не хотят платить одни, будут другие. Это просто.

— Не понимаю вас. Вам не нравится союз городов, но вы способствуете их победе.

— Гербрет, война касается меня лишь в одном плане, деловом. Я живу на юге, продаю мечи через половину мира, воспитываю детей, развлекаюсь с молодой женой. Если придут зелёные, то вряд ли что-то измениться. Юг останется югом навсегда, даже война не в силах его изменить. Я рад, что родился там, это прекрасное место.

— Будь на вашем месте, Мелорий, я бы думал иначе.

— Вы почти на моём месте.

— Ох, нет, продавать еду и оружие это разные вещи. Еда нужна любому человеку, будь он конюхом или воином. Хлеб важен тем, что может прокормить целый полк. Это самое примечательное. Как-то я разговаривал с одним из генералов насчёт продовольствия. Я спрашивал о солдатах, нравится ли. На что он мне сказал, что им не должно нравиться, они должны жевать, проглатывать, а потом идти в бой.

— Ничего удивительного, Герберт, ничего. Это война, здесь нет места жалости.

— Здесь речь не о жалости, Мелорий. Высшие чины считают солдат мясом, живым, ходячим, выполняющим указания, и готовым проситься на меч ради защиты. Я поставляю обеим армия продовольствие, и не считаю это предательством, но и не бросаю своих людей на смерть.

— В чём-то вы правы, Герберт, но могу ручаться, обе стороны считают вас предателем, ибо ненавидят друг друга и считают, что либо с ними, либо против них. Я не сторонник такого подхода, мне нравится равновесие, когда есть сильная сторона, она может что-то предпринять, попытаться что-то захватить, но она не одна в мире, есть другая, которая может её остановить. Наворачиваются слёзы, когда видишь, как две силы сталкиваются в бою длинною в несколько месяцев, а иногда и годы!

— Мелорий, мне кажется, или нам нравятся одни и те же представления? Азовский делает отменные спектакли!

— Да, Герберт, он гений, создаёт историю, которой будут восхищаться ещё много поколений. Я приучаю детей к красоте слова, высочайшему искусству, и постановки Азовского подходят к этому, как нельзя лучше.

— А вот вы знали, что он приверженец союза городов? И всегда высказывает нелестно в адрес красной империи, считает, что юг зачах.

— Умеете вы, Герберт, сломать нотку восхищения. Естественно я знаю о резких разговорах Азовского, но люблю его истории, а не высказывания о зелёных или красных. Равновесие нужно везде, и в каждом.

В комнату ворвался стражник, грохоча доспехами.

— Надо уходить! Живо! — закричал он.

Мелорий хмуро посмотрел на него, допил бокал вина. Герберт даже не взглянул в сторону стражника.

— Скорее же! Господин! Надо уходить!

Мелорий разбил бокал о пол.

— Что с тобой такое?! — закричал он. — Зачем ты нацепил доспехи?! Что ты себе позволяешь?! Я тебя не ради дурачества нанял!

— Господин, в дом ворвались какие-то люди, убивают всех, кого видят. Я последний стражник. Нам надо уходить отсюда, как можно скорее.

Мелорий медленно, как хамелеон, покраснел.

— Это что, шутка?! Кто может ворваться в мой дом?! Думай что придумываешь! Я на встрече с уважаемым человеком! Сгинь!