Охотник

       – Гарри слишком скромничает, – вставила замечание Колин. – Он создал видеостудию с нуля и достал всю аппаратуру. Всякий раз, когда что-нибудь записывается на пленку, он работает в студии как инженер, ставя освещение, звук, камеры и все остальное. А потом помогает редактировать видеозаписи.

       Гарри скромно пожал плечами.

       – Это для меня естественная работа. После того, как я начал продавать студийную аппаратуру, мне пришлось изучить, как она работает, и как ее ремонтировать. Когда мы решили, что нужна студия, я смог достать много хорошего, подержанного оборудования для организации студии почти даром.

       Сменив предмет разговора, он продолжил:

       – Да, а вот Колин – первоклассный снабженец. Всю неделю она работает помощником генерального директора на «KZR-TV», а по выходным занимается офисом отделения Лиги в Северной Вирджинии: покупками, оплатой счетов, банком, связью с членами перед собраниями и всем остальным.

       – Вы сказали также, что переводите с немецкого. Ваши родители из Германии? – спросил Оскар. Его немного беспокоил неонацистский ярлык, и он искал связь с образами, которые хранил в подсознании из сотен телевизионных кинофильмов, которые видел подростком: людей с жестокими лицами в черных униформах, зловещий отблеск их моноклей, когда они рявкали приказы с гортанным акцентом, и их подчиненных, натравливающих огромных, свирепых собак на испуганных евреев.Не то, чтобы он верил в реальность этих образов, но, тем не менее, они его беспокоили. Оскара всегда отталкивала жестокость по отношению к людям или животным.

       Гарри ответил на вопрос Оскара:

       – И да, и нет. Они были из тех мест, что сегодня называются Чехословакией. Они были уроженцами города Пилзен из семьи изготовителей музыкальных инструментов, живших там больше ста лет, а затем переехали в Прагу и жили там до конца второй мировой войны. Я родился там в 1945 году. Моего отца и старших сестер линчевали некоторые горячие сторонники г. Рузвельта из чешского населения, я думаю, после ужасных издевательств. Моя мать никогда не смогла собраться с духом, чтобы рассказать мне подобности, но этот кошмар преследовал ее до конца жизни. В общем, она бежала со мной в Германию, а потом мы переехали в США, когда мне было пять лет.        – Так что вы – чех?

       – Нет, немец. Разве это не ясно по моей фамилии? Она немецкая, как и ваша.

       Оскар покраснел. Он думал, что его фамилия – английская, и это так и было. Но он знал, что она также была немецкой. Единственное различие состояло в том, что по-английски она писалась с буквы «y», а по-немецки – с буквы «j». Она означала «охотник». Он также понял, что Келлер – это немецкая фамилия, теперь, когда подумал об этом. И он знал, что немец, рожденный в Чехословакии, был не больше чехом, чем еврей, рожденный в Польше, был поляком или швед, рожденный в Китае, был китайцем. Англичане, немцы и шведы были частью одной семьи – германцами, независимо от того, где им привелось родиться, так же как евреи оставались евреями, а китайцы – китайцами, независимо от места рождения или страны, гражданами которой они являлись.

       Все это были факты, которые он уяснил себе очень давно. И всё-таки иногда, если он был неосторожен, то сбивался на старый образ мыслей, который внушался ему течение многих лет идеологической обработки в школе, вузе и сфере развлечений. Подстегнутый замечанием Гарри, он подумал и понял, что все грязные ассоциации с «неонацизмом», приложимы к нему также, как и к Гарри. От осознания этого ему стало не по себе, но в то же самое время обострило его желание больше узнать о Гарри и Колин, и их Национальной Лиге.

       Он снова сменил тему разговора:

       – Вы сказали, что ваша группа хочет добиться безопасного и лучшего, прогрессивного будущего для нашей расы. Нет ли противоречия между этими двумя вещами?

       Гарри рассмеялся.

       – Было много споров на этот счет. Ясно, что на долгом пути, то есть в течение миллионов и сотен миллионов лет, прогресс являлся результатом борьбы, лишений, бедствий, жестокой «обрезки» и «прополки» материала методом жесткого естественного отбора; другими словами, он был следствием недостаточной безопасности. Те, кто находятся в безопасности, загнивают, а те, кто в опасности – ведут борьбу и развиваются, прогрессируют.

       – С другой стороны, – продолжил он, – расам свойственно вымирать. Иногда условия становятся настолько небезопасными, что целая раса погибает. Сегодня условия таковы, что наша раса рискует погибнуть, частично потому что мы размножаемся медленнее других рас в той же самой экологической нише, и частично, потому что мы вступаем в расово-смешанные браки, ведущие к смерти нашей расы. Ясно, что сейчас мы в слишком большой опасности.

       – Но, – возразил Оскар, – мы не должны отказываться от общего принципа только потому, что он теперь, похоже, работает против нас. Если мы не можем справиться с существующей опасностью, а другие расы могут, то разве из этого не следует вывод, что делу прогресса лучше послужит их выживание, а не наше?