Охотник и жертва

Они выбрались на сотый этаж и продолжили подъем по лестнице. Хотя действие парализатора прошло, Моника хранила оскорбленное молчание. Собственно, обсуждать было нечего. С каждым этажом Эндрю чувствовал себя все хуже; левая рука окончательно онемела, повиснув плетью, а перед глазами прыгали цветные пятна. У него подгибались ноги, пот ручьями струился по спине и застилал глаза. Эндрю тряс головой и автоматически переставлял ноги.

Оставалось где-то шесть этажей, когда он не выдержал и просто опустился, как мешок муки, на покрытые известкой ступеньки. Поводок натянулся, увлекая его за собой, и остановился. Затем перед ним вырос гибкий силуэт Моники. Она бы легко могла сейчас выхватить из его ослабевших пальцев оружие и нажать на курок. Она могла бы, освободившись, просто развернуться и побежать вниз, к спасительному отряду спецназа, что так храбро и отчаянно штурмовал сейчас здание, а возможно, уже высадился на крыше. Но вместо этого она вытащила его на освещенный участок, к окну и приставила к стенке, словно палку. Вынула у него из сумки нано-заплатки, разорвала ткань над плечом и приложила их к разверстой ране. Вколола дозу эндорфина. А потом отступила назад и стала внимательно рассматривать.

Эндрю ощутил жгучее тепло. Разорванные ткани срастались с тихим шипением. Головокружение стало постепенно отступать, словно отлив. Бешено забилось сердце, разгоняя химию по телу. Его взгляд прояснился. Время неумолимо текло вперед, приближая их к нулевому рубежу, но это почему-то показалось Эндрю малозначительным. Второстепенным.

— Спасибо, — выдохнул он. — Не знаю, почему ты… это сделала, но — спасибо.

— Тебе что, разве не было больно?

Он поднял на нее глаза.

— Нет, — прохрипел он, отведя глаза к окну. Перехватило дыхание. — Меня… учили так: ты перестаешь чувствовать боль, когда сам… становишься источником этой боли. Ты перестаешь… чувствовать страх, когда сам… превращаешься в источник… страха.

Девушка отважно смотрела ему в глаза, но язык жестов выдавал ее с головой — затравленные движения, дрожащие, изломанные губы.

— И тебя никогда не настигнет смерть. Потому что ты…

— … сам стал ходячей смертью.

Она так трогательно произнесла эти слова, что Эндрю даже на секунду позабыл об оружии, об улице, и звуках внутри брошенного здания. Но вовремя опомнился.

— Нежели ты ничего не чувствуешь? — поинтересовалась Моника. Ее брезгливые гримасы вдруг куда-то пропали, сейчас в ней открылось что-то новое, потаенное.

Эндрю на мгновенье закрыл глаза. Прислушался к себе.

— Ничего, — выдавил он.

Она подумала.

— Не верю. Это ложь, ты должен что-то чувствовать. Ты же человек.

Эндрю не удержался и фыркнул:

— Я негражданин, грязь. Для вас мы животные. Забыла?

— Это была ошибка. Теперь я вижу, что все не так.

— Замечательно… Моника, я не чувствую ровным счетом ничего. Меня ведет только долг перед товарищами.

— Я не об этом.

Она очень медленно, как сомнамбула, двинулась к Виккерсу.

— Эй, — сказал он, наставляя дуло оружия на ее живот. — Без глупостей.

Проигнорировав эту жалкую попытку, она отвела рукой винтовку в сторону и возникла прямо перед ним; ее лицо заполнило весь обзор, эти глаза, правильные европейские черты носа, губ, бровей. Она запустила руки ему за спину и прижалась лицом к груди. Он ничего не мог сделать. Это было полное поражение; он проиграл битву. Это было похоже на невесомость. Свободный полет. Оцепенев от потока живого, трепещущего тепла, он совершенно потерял нить размышлений, цель, миссию, свою задачу, контроль за временем.

Нулевой рубеж!

— Нет, я должен, — Эндрю, превозмогая себя, отодвинулся. — Идем!

До пяти часов утра оставались считанные секунды. Они стремительно выскочили на крышу, навстречу засаде и рассвету.

— Стоять! — рявкнул мегафон. — Вы окружены, сдавайтесь! Отпустите заложника и останетесь целы. Повторяю…

Эндрю заслонил девушку собой и попятился к укрытию. Они спрятались за бетонными нагромождениями громоотводов. Эндрю внимательно осмотрелся в сумерках. Транспортника его товарищей нигде не было. Лишь наливающаяся золотом кромка горизонта, увенчанная шапкой туч. Эндрю не мог в это поверить.

— Вы окружены! — талдычил голос из мегафона. Слышался топот рифленых ботинок по плитам. — Сдавайтесь. Мы не причиним вам вреда.

Эндрю стиснул зубы и пустил из-за укрытия длинную автоматическую очередь. Топот прекратился. Воспользовавшись заминкой, он включил аварийный передатчик. Прибор пискнул сигналом приема.

— Крэйвен! Какого хрена?! Где эскорт?! Я на месте! Сейчас ровно пять утра!

Кряхтение, затем кашель. Чуть виноватый голос:

— Задание отменяется, Эндрю. Ты привел за собой хвост. Мы не можем позволить, чтобы нас выследили. Извини, дружище. Без обид.

— Я обречен, старик!! — прокричал Эндрю, — Отход перекрыт. Объект все еще у меня.

— Ты знаешь, что нужно делать.

Да, Эндрю прекрасно знал. Такой вариант тоже был предусмотрен.

— Если она не достанется нам, она не достанется никому. И ты тоже. Свобода дорого стоит. Тебе помочь?